Внимание привлекает стеклянная входная дверь, через которую видно кусочек пляжа и леса. Я вспоминаю о собаке и на цыпочках крадусь к двери. В утреннем свете не так страшно всматриваться в даль. Но все равно, когда я вижу серую шерсть, вздрагиваю. Я не боюсь собак как таковых, но откуда она здесь? Невольно в голову приходят все эти жуткие триллеры о героях, запертых в доме в окружении своры плотоядных собак.
– У нее лапа больная, – вдруг слышу я голос Андрея.
Судя по виду, он тоже не очень-то хорошо выспался. А еще на нем нет рубашки, как обычно во время утренней зарядки. Только вблизи это еще более неловко, чем когда я смотрю из чердачного окна. Взгляд сам, без моего участия, скользит по кубикам пресса к дорожке волос. И щеки заливает румянец. Как же мне жарко!
– Не поняла.
– У собаки. Больная лапа, порезалась о колючую проволоку. Лежит там, воет, рычит.
– А как она здесь оказалась? Я думала, через забор не пролезть.
– Забежала, когда я заезжал.
– Жалко как. А что теперь делать?
– Да ничего, – пожимает плечами. – Холодно. Сдохнет. На ней ошейник, с поводка поди сорвалась у дачников.
– Сдохнет?
– Ну а что бывает с животинкой на холоде? Ночи еще минусовые.
– Бли-и-ин. А ничего сделать нельзя?
Он смотрит с усмешкой. Это реально странно выглядит, как будто я прошу завести собаку. Ну, нельзя же ее впустить в дом! Больное животное на одной территории с людьми – опасно. А если она бешеная? Но думать о том, что собачка лежит там с раненой лапой и медленно умирает от холода, совсем грустно.
– Ладно, – наконец сдается Андрей. – Нарежь ей остатки вчерашнего шашлыка. Я найду одеяло и пущу ее в гараж.
– А если она бешеная?
– То придется потерпеть уколы. Она не бешеная, не волнуйся. Она домашняя, просто раненая и замученная.
Я несусь на кухню, нахожу в одном из шкафов неглубокую пластиковую миску и режу туда мясо. Его получается целая гора, настоящий собачий рай. Наверное, в другой раз я бы с удовольствием доела вчерашний ужин, но сейчас почему-то мысль о еде вызывает лишь слабый приступ тошноты.
– Ты нормально себя чувствуешь? Неважно выглядишь.
Андрей достает из холодильника молоко и засыпает кофе во френч-пресс.
– Голова болит. Очень душно.
– Душно? – удивляется он.
А затем протягивает руку и прикладывает к моему лбу. Боже, какие у него холодные руки! Я готова прижаться к ним, забыв обо всех приличиях.
– Поздравляю, Сергеева. У тебя температура. Дофотографировалась, цветочек тепличный.
Температура? Руки леденеют от ужаса. Как я смогла простыть? Да даже пробегав по территории босиком, я не заболела, а после получаса на пляже простыла? У меня не болит горло, нет насморка, только странная слабость и жар, а еще – паника, потому что болеть в таком положении слишком опасно.
Андрей меж тем лезет в шкаф и, к моему удивлению, достает коробку с аптечкой. Все лекарства новые, в упаковках. Есть среди них и градусник, который меня восхищает: вместо привычных встряхиваний или противного писка он красной точкой стреляет в лоб и тут же показывает температуру.
– Тридцать восемь и пять. Что дама желает на завтрак? Парацетамол? Ибуклин? Панадол… твою ж мать, зачем мне в аптечке Панадол? Он что, думал, я собираюсь привозить сюда детей?
Даже через марево температуры я замечаю оговорку и живо интересуюсь:
– Кто?
– Что?
– Ты сказал «он думал», он – это кто?
– Тот, кто купил для меня этот дом. Цветочек, быстро наверх. На, ешь таблетку.
– А собака?
– А с собакой я сам разберусь.
Мне выдают кружку с водой, таблетку, и ничего не остается, как подняться наверх, забраться под одеяло и осознать: да, я действительно заболела. Сейчас уже неважно, отреагировал так организм на стресс, или меня действительно где-то продуло. Гораздо важнее, что я за много километров от цивилизации. Если станет совсем плохо, рискнет ли Андрей показать меня врачу?
Я ругаю себя за мрачные мысли. Всего лишь простуда, отлежусь пару дней – и пройдет.
Температура спадает всего на несколько часов, а потом подскакивает еще выше. Голова не работает, я тупо пялюсь в стену и лишь изредка поднимаюсь, чтобы попить. Кажется, будто проходит много часов, но на самом деле время лишь близится к обеду, когда на чердак поднимается Андрей.
– Ну? – мрачно интересуется он. – Не передумала?
На что я слабо кашляю.
– Понятно. Тогда в лоб тебе лазером.
Он смотрит на дисплей.
– Ого, да на тебе можно экономить электричество и делать яишенку. Сможешь потерпеть еще часик без таблетки?
Мне уже без разницы, от жара мозги плавятся, и я просто смотрю, что он там делает. Достает из аптечки какие-то лекарства, размешивает в термокружке пакетик с травами. По комнате плывет приятный аромат грудного сбора.
Я лежу и не верю, что он этим занимается. В голове не укладывается, может, я брежу? Зачем вообще лечить заложницу, которой хочешь отомстить, уж за три оставшиеся недели я точно не помру, а там какая разница, что будет?