Я знал, что злюсь, но не знал, что с этим делать. Более того, разве у меня не было права чувствовать злость? В своем представлении я заслуживал повышения, но наиболее вероятно мог остаться ни с чем. Если бы я пережил этот момент, как бы это изменило мое будущее? Мои мысли не заключают в себе реальность, но это не значит, что они не связаны с реально существующими проблемами, которые надо решать.
Итак, я снова был на старте, задавал те же вопросы, что и при первом чтении Экхарта Толле. Я был полностью уверен, что моя постоянная обеспокоенность, привычка рассматривать проблему со всех сторон и искать правильный выход, давала мне преимущество. И в то же время я знал, что излишняя тревога сводит меня с ума, превращает в домашнего тирана и в каком-то смысле лишает возможности успешно развиваться в сложных рабочих условиях. Я устал от того, что мое счастье постоянно поглощают какие-то внешние факторы вроде шахматных перестановок ведущих Уэстина. И я не понимал, как мне может помочь медитация и может ли помочь в принципе.
Следующие несколько недель я был в панике. Я старался «отмечать» свои чувства, но не знал, насколько осознанно у меня это получаслоь. Более того, я чувствовал себя виноватым за свое плохое настроение. Я ведь теперь знаю, как с этим справляться, а результата все равно никакого нет. Я решил, что пора последовать совету моего нового друга Марка Эпштейна.
Это происходило в огромном зале в Шератон Тауэрс в центре Манхэттена, и я пожалел, что пришел, только перешагнув порог. Зал был полон пафоса и напоминал подпольное казино. Публика состояла в основном из женщин среднего возраста с висячими украшениями и хитроумно завязанными шарфами. Каждая из них могла оказаться преподавательницей йоги, которая в детстве заставила меня раздеться до трусов.
Я, конечно, видел вещи и похуже на семинарах по самопомощи, но здесь была совсем другая история. Я приехал на эту трехдневную конференцию буддизма не как скептичный журналист, а как обычный слушатель. Речь шла о моих собственных интересах, и эта мысль вызывала крохотный выброс рвоты внутри меня.
Что еще хуже, мне было стыдно перед новым другом, которого я затащил туда вместе с собой. Его звали Джейсоном, он был барабанщиком в одной из моих любимых групп, «Mates of State». Это был дуэт (а заодно семейная пара), исполняющий привязчивые песни о городской тоске. Я делал репортаж о них для воскресного выпуска «
В этом зале Джейсон был белой вороной с его ростом 180 см, стильной челкой и умением носить узкие джинсы и выглядеть при этом хорошо. Я пребывал в легком шоке. Я несколько месяцев рассказывал Джейсону о Марке Эпштейне, и вот Марк сидел на сцене рядом с двумя другими буддистскими учителями, возглавляя это безумие.
Вступительное слово произносила женщина лет пятидесяти по имени Тара Брак. У нее были длинные каштановые волосы, приятные семитские черты лица и нежный, слегка приторный тембр голоса. Она говорила в напыщенной манере – нарочито плавно и медленно, как будто делала массаж рэйки[29] своим голосом. Она призывала нас любить самих себя, «приглашала» закрыть глаза и «довериться океану, бесконечности, загадке, знанию и любви», чтобы ощутить это и сказать: «Со мной все в порядке». Я не удержался и взглянул на Джейсона, который, я был уверен, ненавидел меня. Брак закончила свою речь стихотворением, потом выдержала эффектную паузу и добавила вполголоса: «Спасибо».
А потом поднялся Марк и спас вечер. «Что ж, я покажу вам немного другую точку зрения, – сказал он с ехидным выражением в глазах. – Она заключается в том, что со мной не все в порядке». Люди в зале рассмеялись, а по лицу Тары пробежала натянутая улыбка. Джейсон, который не в буддистском смысле был отстранен от происходящего, приподнялся в кресле.
«Люди приходят ко мне, думая, что они должны любить себя, и я всегда разрушаю их представление», – сказал он. Его речь не была ни принужденной, ни принуждающей. Идя наперекор Брак, он заявил, что мы должны обращать внимание на свою темную сторону. «Осознанность дает нам возможность заметить ненависть к самому себе, но не пытаться избавиться от нее, не заставлять себя любить». Простое понимание этого будет «удивительно облегчающим».