Подонок

— Подонок! — прошипела в трубку и выключила сотовый совершенно. Сунула в карман аккуратно сложенного платья и заперла в шкафчике. Прислонилась к нему лбом и закрыла глаза. Дура! Наивная, тупая идиотка, которая попалась на удочку. На его «давай кран починю» на его «Как ты пахнешь», на то, что Поле он понравился. Все было спектаклем, все было подлой, низкой игрой с целью унизить, растоптать, размазать. Он хуже Боди…хуже своего отца. Они били честно, в лицо, а этот…ударил ножом в спину. Ненавижу подонка. Никогда не прощу и никогда не забуду. А перед глазами снова и снова лицо его наглое, взгляд сумасшедший, пальцы нервные, умелые. И губы зудят от воспоминаний о поцелуях…На теле все еще следы от его ласк остались. Ничего… я забуду, я проживу без них. Без Галаев. Надо было сразу увольняться, когда его увидела. Надо было бежать.

Утром я уже валилась с ног, еле доползла до шкафчика, чтобы переодеться. Включила сотовый, и он тут же зазвонил в руках.

— Михайлина Владимировна, это Любовь Валентиновна — заведующая. Вам отказали в просьбе об опеке над Лерочкой. Слышите? Отказали. Мы еще вчера хотели позвонить, но забегались…

Я облокотилась об шкафчик и почувствовала, как кружится голова, как начинает сильно стучать в висках.

— Как отказали? Почему отказали?

— Им поступил какой-то звонок от социальных работников. Даже не знаю, что там случилось. Говорят вас уволили с работы…и еще какое-то видео по сети гуляет.

— Что?

— Я говорю в опеке отказали. Вы будете оспаривать, брать адвоката или мы можем отдавать Лерочку на удочерение?

— Даша! ЕЕ зовут ДАРЬЯ! Запомните! И, да, буду подавать снова, адвокатов буду брать! Вы ее не получите, слышите? Вы ее не продадите этому проклятому Ульриху!

— Я… я понимаю, что у вас сейчас черная полоса в жизни и вы нервничаете. Но подумайте. Лер. Дашеньке будет лучше в Германии, она ни в чем не будет нуждаться. Ну что вы сможете ей дать?

— Я ее семья! Сестра родная! Любовь дам и защиту.

— Какую? Вы себя защитить не можете! Личную жизнь свою от чужих глаз скрыть! Куда вы ребенка заберете в разврат?

Я отключила звонок, подошла к раковине и плеснула воду в лицо. Обдало холодом, отрезвляя, убирая туман усталости из мозгов.

Я приеду домой, посплю и решу, что делать. Пора напомнить генералу об его обещании.

За ночную смену мне неплохо заплатили. Я заехала в супермаркет купила любимые сосиски Поли, фрукты, шоколадку для соседки. Возле дома на лавке уже сидели бабульки завсегдатаи с семечками и газетами в руках.

— Доброе утро.

— Какое ж оно доброе? Егоровну ночью скорая увезла, померла Егоровна там…инсульт. Бедная…как быстро.

— Что?

Пошатнулась и выронила сумки, перед глазами все закружилось.

— Оставила девочку на больную женщину. Ей еще с вечера плохо было врачи приезжали, а она шлялась где-то всю ночь.

— Бросает вечно на Егоровну. Потаскушка молодая!

Я шатаюсь и почти не слышу их. Бросилась в подъезд, через ступеньку на свой этаж, дверь ключом открыла.

— Поля! Полинушка моя! Я дома! Где ты?

Никого нет в квартире, пусто. Я по комнате мечусь, за голову схватившись, потом голос второй соседки услышала.

— Дык полиция увезла ребенка. В три часа ночи соседи вызвали. Плакала она, тебя звала, одна осталась. Беги давай…а то сейчас быстро детей отбирают и не спрашивают. Потом заграницу продают…Беги…беги…

— Ддда…да. А кто забрал? Участковый?

— Да, с тетками какими-то приехал. Квартиру твою осматривали.

— Спасибо. Бегу…бегу.

На улицу выскочила. Документы забыла, все забыла. В голове только одно пульсирует — Поля моя там одна, Полечка маленькая. Страшно ей. Надо такси поймать, денег еще немного осталось. Нет…мало. Только на автобус хватит.

Выскочила на дорогу, чтоб перейти к остановке и увидела, как она на меня едет — красивая белая иномарка. Та самая. От удара и от боли все почернело. Кажется, я закричала имя дочери и…утонула в черноте, ушла в нее с головой.

Демьян

На душе было не просто мерзко — там выжженая пустыня, там завывает ветер, песок дерет горло и легкие, мучает жажда. По ней. Сильная, до ломки, до прострелов в висках и бешеного, адского стука сердца.

Он сделал это. Сделал то, о чем мечтал с того самого момента как она укатила со своим долбаным любовником. Опустил ее в грязь, втоптал и раздавил там, как гадкое насекомое…только почему ему кажется, что гадкое насекомое это он сам, а грязь вонючей жижей затапливает его изнутри. Он сам весь вонючий и грязный. И нет удовлетворения. Нет триумфа, радости, подъема. Ни черта нет. Он пустой. Грязный, пересохший и пустой.

И только глаза ее видит.

«Люби меня, Дёма»…эти слова вскрыли ему вены, разорвали душу. Он мог бы остановиться. Мог бы. Он хотел. Выскочить из аудитории, найди Панка, отобрать у него сотовый и прекратить трансляцию.

Но не остановился. Оно смешалось все вместе. Адская похоть, злость, ревность и вызов ее. Панкратов подначивал, что училка согласилась. Что он ее отымеет вместо самого Демона. Тот и дойти не успеет как Панк разложит ее на столе и оприходует.