Подонок

— Ну хоть сегодня отлежись. Куда с травмами такими?

— Она меня ждет там…одна совсем. Который час?

— Пять вечера почти. Поздно уже ехать.

— Не поздно. Надо. А то подумает бросил ее…

Поднялся со стоном, куртку натянул.

— Посидите сегодня с ними вечером, хорошо?

— Посижу, куда денусь?

* * *

В палату зашел и она впервые голову повернула, глазами в него впилась. Дышит тяжело, часто. Он к ней сразу, куртку сбросил, за руку взял. Испугался этого выражения глаз непривычного, такого странного. Впервые за все время вот так ему в лицо смотрела, словно звала к себе.

— Случилось что-то?

Молчит смотрит на него, обводит лицо взглядом каким-то глубоким, живым. Не таким как раньше.

— Бо-ль-но…

Едва расслышал, с сумасшествием в губы потрескавшиеся ее взглядом впился, не веря своим ушам. А они снова еле зашевелились.

— Бо-ль-но…

— Больно? Я сейчас! Я позову кого-то! Сейчас!

Бросился в коридор, забыв про свои ребра, про колено распухшее. К медсестре подбежал, отталкивая какую-то бабку в цветастом халате.

— Ей болит. Она сама сказала.

— Кто сказал?

— Ярошенко с четырнадцатой, сказала, что больно ей.

На смене другой врач, новый какой-то, он устало и раздраженно на Демона посмотрел.

— Кто? Спинальница? Она не разговаривает. Вам послышалось! Идите. Не мешайте. У нас пересменка.

— Сказала, что больно! Обезболивающее надо!

— Я закончу и к ней подойдут.

Переклонился через стол и сгреб врача за грудки, вытянул к себе.

— Сейчас пойдешь! И уколы свои возьми! Не то сам в соседней палате ляжешь!

К постели Михайлины подтащил, а сам склонился к ней, всматриваясь в ее глаза, полные тревоги.

— Где больно? Вот врач пришел. Сейчас станет легче.

А она вдруг так отчетливо, но дрожащим голосом спросила:

— Те-бе бо-ль-но?

Моргнул несколько раз. На врача посмотрел, потом снова на нее. И, да, ему стало больно. Пиздец как больно. Аж вывернуло всего. Дышать стало нечем.

Глава 17

Спустя три месяца…

— Ну что? Едем гулять?

Натянул шапку на Петарду и дернул за бубон Кузнечика. Обернулся к Михайлине. Она сидела в инвалидном кресле, нахмурив брови и стиснув челюсти. Одевал он ее против воли. У них часто случалась эта война. Она выгибалась, отворачивалась и не давала себя тронуть. С больницы, когда привез ее, самое трудное началось. Борьба с ее стеснительностью, с упрямством. Когда он раздевал ее, она отворачивалась и плакала. И для него это было невыносимо, хотелось бить окна и выносить стены на хрен. Ненависть ее сил лишала. Чувствовал себя последним конченым куском дерьма.

— Я не смотрю. Слышишь? Надо раздеться и помыться, чистую одежду надеть. Блядь! Ну чего я там не видел?

Сжимается, слезы катятся и у него руки опускаются. Черт же все раздери. Как сложно. Не болезнь ее, а вот все это…боль эта. Ему тоже больно. Его наизнанку выворачивает от ее мучений. И понимает каково это…но кто если не он.

— Миш…некому больше, слышишь? Только я могу! Пожалуйста, дай я тебя раздену и искупаю. Черт!

Отвернулся и от ярости кулаком по стене вмазал. Михайлина закрыла заплаканные глаза, а он встал с края постели и отошел к окну.

— Давай я помогу. Ты отнеси ее в ванну. А я сама раздену и воду наберу.

Даша стояла в дверях, покусывая нижнюю губу. Посмотрел на Михайлину. Ее глаза засветились надеждой.

— Хорошо. Давай попробуем.

— И судно… я тоже могу. Она стесняется. Не хочет, чтоб ты. Давай я. Я смогу. Я сильная.

— Ладно. Посмотрим.

Но это и оказалось выходом из положения. Помощь Дашки. Ее она подпускала к себе, помогала себя раздеть, разуть. С Демоном все иначе. Стоило ему приблизиться как она вся внутренне сжималась, каменела, напрягала все мышцы тела чтобы всячески помешать. Всем своим видом показывая, что не хочет, чтобы он к ней прикасался.

Тот мимолетный порыв в больнице, когда она заговорила оказался единичным. Врач посчитал, что слова были случайны, беспричинны. Потому что больше не произнесла ни слова.

Кормила ее тоже Даша. Она ждала пока та придет со школы, а до этого отказывалась есть. Сжимала челюсти и не позволяла кормить. Все силы своего немощного организма направляла на борьбу с ним.

Но Демьяну это не мешало. Точнее мешало, но он держал себя в руках, терпел изо всех сил и делал то, что предписали врачи.

Соседка Анна знахарку нашла в деревне. Бабку Устинью.

— Ну, да. И колдует и ваще Баба Яга.

— Ты, Антихрист, если жизни не знаешь не вякай. Сиди да жуй блины и помалкивай. Врачевательница она. Скажет станет на ноги Мишка или так и останется в кресле. Снадобья нужные даст. Поезжай, грю. Я присмотрю за девочками. А ты давай вези ее.

— Я врачам ее показывал. Самым лучшим. Самым крутым и здесь и в столице. В один голос говорят — не встанет на ноги. В лучшем случае заговорит и зашевелит руками. Мне по бабкам ездить не хватало.