Подожди до весны, Бандини

Материал уже доставили, когда он только подходил к пустому дому: грузовик «Компании стройматериалов Гэйджа» сдавал к обочине. Содрав с себя пальто, он ринулся в работу. Эта, поклялся он, будет одной из лучших кладок во всем штате Колорадо. Пятьдесят лет пройдет, сто лет пройдет, двести – а камин будет стоять, как стоял. Ибо когда работу делает Свево Бандини, он делает ее хорошо.

За работой он пел – пел песню Весны: «Вернись в Сорренто». Пустой дом вздыхал гулким эхо, холодные комнаты полнились звоном его голоса, стуком его молотка, шлепками мастерка. Звездный день: время пролетело быстро. Комната разогрелась от жара его энергии, оконные стекла плакали от радости – лед на них таял, и завиднелась улица.

Вот у обочины затормозил грузовик. Бандини приостановился посмотреть, как водитель в зеленом макинтоше поднял из кузова блестящий предмет и понес к дому. Красный грузовик из «Скобяной компании Ватсона». Бандини отложил мастерок. В «Скобяной компании Ватсона» он ничего не заказывал. Нет – ни за что на свете не стал бы он ничего заказывать у Ватсонов. Они как-то замылили всю его зарплату, когда он по одному счету заплатить не смог. Ненавидел он «Скобяную компанию Ватсона» – одного из заклятейших своих врагов.

– Ваша фамилия Бандини?

– А вам какое дело?

– Никакого. Распишитесь.

Масляный обогреватель от миссис Хильдегард для Свево Бандини. Он расписался на бумажке, и водитель уехал. Бандини стоял перед обогревателем, будто это сама Вдова. Он присвистнул от изумления. Это уж чересчур для любого мужика – просто чересчур.

– Прекрасная женщина, – вымолвил он, покачивая головой. – Очень прекрасная женщина.

На глаза ему вдруг навернулись слезы. Мастерок выпал из рук, когда он рухнул на колени, чтобы повнимательнее рассмотреть блестящий никелированный обогреватель. «Вы прекраснейшая женщина в этом городе, миссис Хильдегард, и когда я закончу этот камин, вы будете чертовски им гордиться!»

Он опять вернулся к работе, то и дело улыбаясь через плечо обогревателю, разговаривая с ним так, словно это его напарник.

– Здрасьте вам, миссис Хильдегард! Вы еще тут? Наблюдаете за работой, а? Глаз на Свево Бандини положили, правда? Так вот, вы смотрите на лучшего каменщика в Колорадо, леди.

Работа продвигалась быстрее, чем он себе представлял. Он продолжал, пока не стемнело настолько, что он перестал четко видеть. К завтрашнему полудню должен закончить. Он собрал инструменты, отмыл мастерок и приготовился уходить. И только теперь, в этот поздний час, стоя в сумеречном свете уличного фонаря, он сообразил, что не зажег обогреватель. Руки его просто вопили от холода. Установив обогреватель в очаге, он включил его и подрегулировал пламя до тусклого свечения. Оставить его тут – безопасно: он может гореть всю ночь, и свежий раствор не перемерзнет.

Он не пошел домой к жене и детям. Снова остался с Рокко в ту ночь. С Рокко, Мария; не с женщиной, а с Рокко Сакконе, мужчиной. И спал он хорошо; не падал ни в какие черные бездонные пропасти, никакие зеленоглазые змеи не ползали по его снам.

Мария могла бы спросить, почему ж он не пришел домой. А вот это уже – его дело. Dio rospo! Неужели нужно все объяснять?

На следующий день в четыре он уже стоял перед Вдовой со счетом за работу. Он выписал его на бланке отеля «Скалистая Гора». С грамотностью у него было не очень хорошо, и он это знал. Он написал просто: «Работа – 40.00 долларов». И подпись. Половина этой суммы уйдет за материал. Он заработал двадцать долларов. Вдова даже не взглянула на счет. Она сняла свои очки для чтения и попросила чувствовать себя как дома. Он поблагодарил ее за обогреватель. Он был рад поработать у нее в доме. Суставы его не так замерзли, как раньше. Ноги овладели блестящим полом. Он уже предчувствовал мягкий диван, еще не сев на него. Вдова с улыбкой отмахнулась от благодарностей.

– Этот дом был как ледник, Свево.

Свево. Вдова назвала его по имени. Он неприкрыто рассмеялся. Не хотел смеяться, но восторг от того, что ее рот выговаривает его имя, все-таки вырвался. Огонь в камине горел жарко. Его мокрые башмаки стояли так близко к нему. Горько пахнувший пар поднимался от них. Вдова что-то делала у него за спиной; он не смел оглянуться. Он снова потерял голос. Вот эта сосулька во рту – это его язык: двигаться не хочет ни в какую. Это биение у него в висках, такое горячее, что кажется, будто все волосы в огне, – это колотится его мозг: слов ему не дает. Симпатичная Вдова с двумя сотнями тысяч долларов в банке назвала его по имени. Сосновые поленья в очаге, шипя, плевались смолой. Он сидел, уставившись в пламя, а лицо расплывалось в улыбке; он потирал большие руки, и кости его потрескивали от радости. Он не шевелился, зачарованный беспокойством и восторгом, мучимый утратой дара речи. Наконец опять сумел заговорить.

– Хороший огонь, – сказал он. – Хороший.