Санитар был очень мил – он принес ей целый поднос инструментов. Она отложила отвертку и взяла набор для точечной сварки. Он был слишком большим и выпадал из рук, Элис это не нравилось. Но вот она воткнула электроды в самый центр механизма – и аккуратно отсоединила несколько проводков.
У нее получилось укротить эту машину!
– Что она делает с электрокардиографом? – спросил Бреннер.
Почему он не задает вопрос ей? Она же тут, рядом.
– Я разбираю его на части, чтобы понять, почему он живой.
– Интересно, – произнес он и встал. – Давайте попробуем электричество. Мне любопытно, как она отреагирует.
Доктору Паркс эта затея показалась сомнительной.
– Сегодняшний день задумывался как вводный… Я не уверена…
– А я уверен, – сказал доктор Бреннер.
Он подошел к Элис.
– Мне нужно, чтобы вы легли обратно на кушетку. На несколько минут. Нам нужно добавить новое… средство.
– Вы хотите превратить меня в машину, – сказала Элис. – Но я и так уже машина. И не только я, мы все.
Санитар взял ее за руку, и по телу Элис прошел озноб. Он отобрал у нее инструменты для точечной сварки и положил их на стол.
– Мне это не нравится, – сказала Элис.
– Больно не будет, – проговорил доктор Бреннер. Похоже, улыбок от него она больше не заслуживала.
Он подкатил к кушетке какой-то аппарат на колесиках. У сияющей доктора Паркс вокруг нимба появилась черная тень. Она присоединила к голове Элис какие-то провода, прилепила холодные круглые нашлепки к ее вискам. Элис хотела сказать им, что не хочет, – но тут ее тряхнуло, и тело превратилось в разряд молнии.
Снова тряхнуло, и теперь она была глубоко внутри себя. Вокруг то вспыхивал свет, то снова наступала темнота. Это дезориентировало, мешало определить местоположение. Перед ней вдруг возникла стена – крошащаяся, вся в трещинах и слишком большая. В воздухе плыли споры каких-то растений, каждая была похожа на крошечное перекати-поле. Элис попыталась взять одну, но пальцы поймали воздух. Что это было?
Дыши, Элис, дыши. Дело в химическом препарате и в электричестве.
Качающиеся стебли растений и крошащиеся бетонные стены – вся эта мрачная красота развалин исчезла. Вместо нее появилось небо, полное мерцающих и падающих звезд.
Элис могла бы ненадолго остаться здесь, в этом тихом уголке собственного разума, где ее сбивали с толку быстро сменяющиеся картины. Сначала стены, потом звезды, потом трава. Она могла прятаться здесь, за гранью реальности, пока доктор Бреннер и противное электричество не оставят ее в покое.
Радуга оставалась с Терри еще какое-то время, а затем исчезла, и на ее место пришла тьма. Как в яме. Или нет… Как внутри грозовой тучи. А потом стало светлее. Все вокруг Терри дышало возможностями. И внутри нее, и снаружи – повсюду. Все представляло собой возможность. Как будто Терри окружали невидимые звезды, излучающие энергию. Странно представлять такое. Впрочем, каждая мысль казалась ей одинаково странной.
Все ее чувства здесь были живыми, обостренными. Сейчас она была на глубине… что бы это ни значило.
Галлюцинации под ЛСД – вот что это значит.
Она чувствовала, как невидимые руки подталкивают ее вперед. Здесь не было запахов. Не было ощущения времени.
Ей было страшно? Возможно.
Иногда она что-то слышала. Далекий голос. Обрывок чьей-то беседы. Ничего не было впереди, и ничего за спиной.
Все впереди. Все за спиной.
Успокаивающий голос обратился к ней.
– Терри, где вы сейчас? – спросил какой-то мужчина. – Вы меня слышите?
– На глубине, – автоматически ответила она. – Да.
– Я хочу, чтобы вы очистили свой разум… Что вы сейчас видите?
– Ничего.
– Хорошо. Это хорошо. А теперь, Терри, очень важно, чтобы вы меня слушались. Вы понимаете?
– Понимаю.
– Я хочу, чтобы вы представили худший день в вашей жизни. И рассказали мне о нем. Вернитесь в тот момент, будьте внутри него.
Воспоминание возникло внезапно. Терри не успела его остановить, но смогла удержать.
– Я не хочу.
– Я буду рядом, со мной вы в безопасности, – голос мужчины звучал ровно и напоминал лодку на спокойной поверхности озера. – Это важно. Расскажете?
Перед ней появилось что-то белоснежное и нечеткое, туманное. Терри пришлось представить, что она подходит ближе. Только так ей удалось понять, что же перед ней.
Двери – деревянные, выкрашенные белой краской, с вырезанными на них крестами. В последний раз она видела их в день похорон родителей. Это были двери церкви, куда они всей семьей ходили на воскресную службу дважды или трижды в месяц. А иногда четырежды, если отца начинала мучить совесть, что он не ходит.
– Расскажите, что вы видите.
Терри положила руку на створки деревянной двери и слегка толкнула.
– Я забыла что-то в машине, и мне нужно вернуться. Бекки уже внутри.
– Где именно?
– В церкви.
– Когда это было? – спросил он.
– Три года назад.
Терри сделала шаг по проходу, и под ногами заскрипел пол. Она шла вперед, по обеим сторонам от нее плыли скамьи. Свет сочился сквозь окна с витражами, на которые церковь собирала средства с прихожан. Иисус раскинул в стороны руки. Агнец и свет его нимба. Иисус на кресте, его руки и ноги кровоточат…