Подозреваемые

— Думаю, у человека вроде Галлахера могли быть заклятые враги. Должно быть, борьба с наркотиками — опасное занятие.

— Да, верно. Но намеченной жертвой могла быть и ваша мать.

Циммерман вскочил, побагровев от негодования.

— Да как вы смеете высказывать эти домыслы?

Скэнлон успокаивающе поднял руки.

— Я сказал лишь, что такое возможно, доктор, а это вовсе не значит, что так оно и было.

— Не желаю больше слышать ничего подобного. Вам понятно, лейтенант?

— В мои обязанности входит отработка всех версий, даже если они кажутся невероятными родственникам жертвы и задевают их чувства.

— Но в моем доме — не смейте! И если хотите знать, моя мать была самой прекрасной женщиной в мире и не имела ни одного врага! Она делала людям только добро, она… — он зарыдал.

Скэнлон терпеливо ждал, пока доктор успокоится.

Вытирая платком глаза, Циммерман сказал:

— Я не знаю, что мы будем делать без нее. На ней держалась вся наша семья.

Скэнлон вдруг вспомнил о своей матери.

— Я вас понимаю.

Но между ними уже возникла стена недоверия.

Скэнлон следил глазами за Циммерманом, который нервно комкал свой платок.

— Скажите, вы знали, что ваша мать работала на мафию?

Глаза доктора гневно сверкнули.

— Вы сумасшедший.

— Она принимала ставки для местного букмекера. Его зовут Уолтер Тикорнелли. Вы когда-нибудь слышали от матери это имя?

— Нет, не слышал. И не верю ни одному вашему слову. Подумать только, мама работала на букмекера. Это просто смешно!

— Это не смешно, доктор. Народ валом валил в ее лавку не только для того, чтобы что-то купить или прицениться. Они приходили, чтобы поставить свои десять центов или четвертак на бегах. Ваша мать участвовала в этом, принимая ставки и передавая деньги букмекеру. Может быть, она случайно узнала что-то о других делишках букмекера. Наркотики? Какое-то заказное убийство? Что-нибудь в этом роде могло навлечь на вашу мать беду.

Атмосфера накалялась.

— Пожалуй, вам лучше покинуть мой дом, лейтенант.

— Наше расследование пока что наводит на мысль об ограблении, но, как я уже говорил, мы должны отработать все версии. Если вы не хотите мне помочь, я не могу вас заставить. Она ведь была вашей матерью, а не моей.

Он приподнялся, чтобы встать со стула.

— Разумеется, я хочу вам помочь.

Скэнлон снова сел. Разговор шел тяжело. По мнению большинства полицейских, такие беседы приносят скорее вред, чем пользу.

— Вы живете здесь один, доктор?

— С женой и дочерью.

— Они дома?

— Нет. Моя жена и сестра ушли за покупками. Я подумал, что так будет лучше.

Скэнлон видел, как взгляд врача делается все более растерянным, и ему стало жаль Циммермана.

Изучая свои руки, Циммерман сказал:

— Моей дочери, ее зовут Андреа, вчера исполнилось девять лет. Мама купила торт. Мы собирались устроить праздничный вечер, но вместо этого отправляли траурный обряд.

Его глаза снова наполнились слезами. Скэнлон вспомнил место преступления. Куски торта, взбитые сливки и повидло, перемешанные с запекшейся кровью. Уолтер Тикорнелли рассказал, что видел, как Галлахер вносил в магазин коробку с тортом.

— Расскажите мне о своей матери, Стэнли.

Циммерман разволновался, но мало-помалу его лицо сделалось задумчивым, он погрузился в воспоминания.

— Мама родилась в Варшаве, в довольно состоятельной семье. Когда началась война, у нее был муж и трое маленьких детей, девочка и мальчики. Нацисты отправили их в Аушвиц, где всех сожгли в крематории. — Слезы текли по его лицу. — Мать пощадили, потому что этим зверям нужен был переводчик, а мама свободно владела польским, немецким, русским и венгерским. В Аушвице она познакомилась с отцом. Он тоже потерял всю семью. Он был хорошим бухгалтером, поэтому выжил. Ведь нацистам надо было подсчитывать награбленное у живых и мертвых. Мои родители работали в одном бараке. Это были два живых скелета, трудившиеся бок о бок день за днем. Они кое-как поддерживали друг друга, а потом полюбили. Они поженились вскоре после освобождения и переезда в Америку. Тут они имели статус перемещенных лиц. У них родилось двое детей. Моя сестра Линда на три года старше меня.

Тяжелые воспоминания заставили его отвернуться.

— Папу сбил пьяный водитель, когда он переходил Бенсон-херст-стрит. Водителя осудили условно. Мама открыла кондитерскую лавку, чтобы хоть как-то прокормить нас. Она работала по семь дней в неделю, с утра и до позднего вечера. Линда после школы сразу шла домой убираться, стирать, готовить ужин. По выходным мы с сестрой помогали маме в лавке, чтобы она могла вздремнуть в подсобке.

Он перевел дыхание и посмотрел прямо в глаза Скэнлону.