Подозреваемый

Прокладывая путь по переполненному залу, я останавливаюсь перед входом в магазинчик У.Х. Смита, где бок о бок лежат утренние газеты. «УБИЙЦА ПРИЗНАЕТСЯ: Я УБИЛ КЭТРИН!», – кричит заголовок в «Сан».

Передовица сообщает о подъеме процентных ставок и угрозе забастовки почтовых работников. История Кэтрин – моя история – в нижней части. Люди подходят ко мне и берут газеты. Никто не смотрит мне в глаза. Это Лондон, город, где жители ходят выпрямившись, с застывшим выражением лица, словно готовые встретить что угодно и избежать чего угодно. Ни во что не вмешивайся. Просто продолжай двигаться.

Подстроившись к ритму движения толпы, я иду через Ковент-Гарден, мимо ресторанов и дорогих бутиков. Дойдя до Стренда, поворачиваю налево и двигаюсь по Флит-стрит, пока не показывается готический фасад Олд-Бейли.

Здание суда стоит на этом месте уже почти пятьсот лет, и раньше, в Средневековье, здесь каждый понедельник по утрам проводились публичные казни.

Я занимаю позицию через дорогу, прислонившись к стене дома на улице, идущей к Темзе. Почти к каждой двери прикреплены медные таблички. Я периодически смотрю на часы, чтобы со стороны создавалось впечатление, будто я кого-то жду. Мужчины и женщины в черных костюмах и платьях скользят мимо меня, сжимая папки и пачки документов, перевязанные лентами.

В половине десятого прибывает первая журналистская бригада: оператор и звукооператор. Вскоре к ним присоединяются другие. Некоторые фотографы несут штативы и рамы. Репортеры кучкой толпятся на заднем плане, попивая кофе из пластиковых стаканчиков, обмениваясь сплетнями и слухами.

Около десяти я замечаю, как по моей стороне дороги едет черный кеб. Первым выходит Эдди Баррет, похожий на Денни Де Вито, только с волосами. За ним появляется Бобби, он почти на две головы выше, но снова как-то изловчился раздобыть костюм, который ему велик.

Оба стоят на расстоянии менее пятнадцати футов от меня. Я опускаю голову и дышу на руки. Карманы пальто Бобби набиты бумагой. После тепла кеба на холодной улице его очки запотевают. Он останавливается и протирает их. Его руки не дрожат. Водянисто-голубые глаза смотрят спокойно. Репортеры заметили Бобби и ждут его, нацелив фотоаппараты и изготовив камеры.

Я вижу, как голова Бобби поникает. Он слишком высок и не может спрятать лицо. Репортеры обстреливают его вопросами. Эдди Баррет кладет ему руку на плечо. Бобби отшатывается, словно ошпаренный. Телекамера смотрит ему прямо в лицо. Мелькают фотовспышки. Он этого не ожидал. У него нет плана.

Баррет пытается подтолкнуть его по каменным ступенькам в арку. Фотографы толпятся вокруг, и вдруг один из них пятится назад. Бобби стоит над ним с поднятым кулаком. Остальные хватают его за плечи, а Баррет, размахивая портфелем, как косой, расчищает дорогу. Последнее, что я вижу перед тем, как закрывается дверь, – это голова Бобби над толпой.

Я позволяю себе легкую улыбку, но не более. Я не могу позволить себе надеяться на многое. Рядом со мной витрина магазина подарков, забитая мармеладными Санта-Клаусами и красно-зеленым рождественским печеньем. У оленей на часах в темноте светятся носы. В отражении этого затемненного стекла я слежу за лестницей суда.

Представляю, что станет происходить внутри. Скамья для прессы будет забита, в зале останутся только стоячие места. Эдди любит работать на публику. Он потребует отложить заседание в связи с моим непрофессиональным поведением и заявит, что его клиенту было отказано в правосудии из-за моих злонамеренных обвинений. Придется назначить новое психологическое обследование, которое займет недели. И так далее, и тому подобное.

Всегда есть шанс, что судья откажет и вынесет приговор немедленно. Но, скорее всего, он примет предложение о переносе заседания и Бобби, еще более опасного, чем раньше, освободят.

Раскачиваясь на каблуках, я напоминаю себе правила. Избегать стоять, плотно сдвинув ноги. Следить за своей походкой. Быстро не оборачиваться. Лучшее, что я могу придумать, чтобы не походить на ледяную фигуру, – это перешагивать через невидимое препятствие впереди. Кажется, я напоминаю Марселя Марсо.

Я дохожу до конца квартала, поворачиваюсь и иду назад, не отводя глаз от фотографов, которые все еще толпятся у входа. Внезапно они подаются вперед, вскидывая фотокамеры. Видимо, Эдди договорился, что его будет ждать машина. Бобби выходит, согнувшись, и, пробившись через толпу, плюхается на заднее сиденье. Дверь закрывается под непрекращающийся блеск вспышек.

Я должен был это предполагать. Я должен был подготовиться. Выпрыгивая на дорогу, я машу обеими руками и тростью черному кебу. Он виляет, огибая меня. Резко тормозит и выезжает на другую линию. На втором кебе оранжевый маячок. Водитель либо остановится, либо собьет меня.

Он бровью не ведет, когда я прошу его следовать за машиной. Возможно, таксисты постоянно слышат эту просьбу.