Подозреваемый

– Ты когда-нибудь смотрел фильмы ужасов, в которых герой пытается убежать, а машина никак не заводится? Он все поворачивает ключ и нажимает на педаль, но мотор кашляет и глохнет. А злодей уже приближается. У него нож или пистолет. И ты повторяешь про себя: «Быстрее уходи отсюда! Уходи! Он приближается!»

Я кивнул, глядя на нее во все глаза.

– Так вот, представь себе этот страх, – сказала она, – умножь его на сто, и ты поймешь, что я чувствую, когда думаю о том, чтобы выйти на улицу.

Она встала и вышла из комнаты. Беседа закончилась. Больше я не поднимал эту тему. Не хотел ее огорчать.

Я не знаю, как она жила. Время от времени юридическая фирма присылала ей чеки, но она складывала их на камин и смотрела на них каждый день, пока не истекал их срок. Полагаю, это была часть ее наследства, но она не хотела иметь дела с деньгами семьи. Тогда я еще не знал причины этого.

Она работала портнихой – шила свадебные платья и одежду для подружек невест. Я часто заставал гостиную увешанной шелком и органзой, будущая невеста стояла на табуретке, а Грейси – рядом, с полным ртом булавок. Тогда комната была неподходящим местом для мальчика – если только он не собирался предложить свой фасон платья.

В комнатах наверху хранились, по выражению Грейси, ее «экспонаты». Под этим она подразумевала книги, журналы мод, рулоны ткани, мотки хлопка, шляпные коробки, тюки шерсти, альбомы с фотографиями, мягкие игрушки и настоящий клад неисследованных коробок и сундуков.

Большинство этих «экспонатов» доставлялось по почте. На кофейном столике всегда лежали открытые каталоги, и каждый день почтальон приносил что-то новое.

Неудивительно, что представление о мире у Грейси было довольно ограниченным. Телевизионные новости и аналитические передачи преувеличивали враждебность и боль, царившие в нем. Она видела, как сражаются люди, как уничтожается природа, падают бомбы и голодают страны. Все это не было причиной бегства Грейси от мира, но и не побуждало ее возвращаться.

– Мне страшно, когда я вижу, какой ты маленький, – говорила она мне. – Сейчас неподходящее время быть ребенком. – Она выглядывала из окна в нише и вздрагивала, словно видела, какая страшная участь меня ожидает. А я видел только разросшийся неухоженный сад и белых бабочек, порхавших среди гнилых ветвей яблонь.

– Разве тебе никогда не хочется выйти? – спрашивал я ее. – Не хочется посмотреть на звезды или погулять по берегу реки и полюбоваться садом?

– Я давно перестала об этом думать.

– А о чем ты больше всего скучаешь?

– Ни о чем.

– Но что-то ведь должно быть.

Она на мгновение задумалась.

– Раньше я любила осень, когда листья начинают опадать. Мы ездили в Кью-гарденз, и я бегала по аллеям, подбрасывая и ловя листья. Свернутые листья скользили из стороны в сторону, словно миниатюрные лодочки, пока не опускались мне на ладони.

– Я мог бы завязать тебе глаза, – предложил я.

– Нет.

– А что если ты наденешь на голову коробку? Ты сможешь притвориться, что ты в доме.

– Не думаю.

– Может, мне дождаться, пока ты уснешь, и вытащить из дома твою кровать?

– Вниз по лестнице?

– М-да. Рискованно.

Она обняла меня за плечи:

– Не волнуйся за меня. Я вполне счастлива здесь.

С тех пор у нас появилось постоянное развлечение. Я предлагал все новые и новые способы вывести ее из дома с помощью различных приспособлений, вроде того чтобы приделать ей крылья или спустить по канату. Грейси слушала с притворным ужасом и говорила, что я и есть настоящий сумасшедший.

– И что же ее день рождения? – нетерпеливо спрашивает Чарли. Мы как раз пересекаем Сент-Джон-вуд, только что миновав поле для крикета. Огни проезжающих машин ярко вспыхивают на фоне бесцветных стен домов.

– Я думал, ты хотела услышать всю историю.

– Да, но ведь так можно и состариться.

Джулиана начинает хихикать:

– Этот сарказм у нее от тебя, ты знаешь?

– Хорошо, – вздыхаю я. – Расскажу тебе о дне рождения Грейси. Она всегда скрывала свой возраст, но я знал, что в тот год ей исполняется семьдесят пять, потому что обнаружил кое-какие даты, просматривая ее семейный альбом.

– Ты говорил, она была красавицей, – замечает Чарли.

– Да. Это нелегко понять, глядя на старые фотографии, потому что на них никто не улыбается, а женщины выглядят просто испуганными. Но Грейси была другой. Ее глаза блестели и смотрели так, словно она вот-вот рассмеется. И еще она всегда затягивала пояс потуже и вставала, чтобы солнце просвечивало сквозь ее юбку.

– Она была кокеткой, – говорит Джулиана.

– Что значит «кокетка»? – спрашивает Чарли.

– Не важно.

Чарли хмурится и обхватывает колени, пристраивая на них голову.

– Очень трудно было подготовить сюрприз для Грейси, ведь она никогда не уходила из дома, – объясняю я. – Мне приходилось делать все, пока она спала…

– Сколько тебе было?

– Шестнадцать. Я еще учился в Чартерхаусе.

Чарли кивает и принимается закалывать волосы высоко на макушке. Она выглядит точь-в-точь как Джулиана.