Подозреваемый

– Говорят, первый год самый трудный. Знаешь, что я тебе скажу: это как пройти сквозь строй полицейских с дубинками и щитами. У меня до сих пор в голове не укладывается, что его нет. Сперва я даже обижалась на него. Думала, что он меня бросил. Звучит глупо, но со злости я продала его коллекцию дисков. Потом потратила вдвое больше, чтобы выкупить ее. – Она горько смеется над собой и помешивает кофе.

– Надо было написать. Мы не знали.

– Бойд потерял ваш адрес. Он был безнадежен. Знаю, я могла бы отыскать вас. – Она виновато улыбается. – Просто никого не хотелось видеть. Это напомнило бы мне о старых добрых временах.

– И где он сейчас?

– Дома в маленьком серебряном горшочке на моем стеллаже. – Она говорит так, словно он мастерит что-то в саду. – Я не могу зарыть его здесь. Слишком холодно. А если пойдет снег? Он ненавидел холод. – Она горестно смотрит на меня. – Знаю, это глупо.

– Не для меня.

– Я думала, что смогу накопить денег и отвезти его в Непал. Там я могла бы развеять прах с горы.

– Он боялся высоты.

– Да. Может, следует пустить его по Мерси?

– А это разрешено?

– Не понимаю, как кто-нибудь сможет меня остановить. – Она грустно смеется. – Итак, зачем ты вернулся в Ливерпуль? Ты ведь не мог дождаться, когда уедешь отсюда.

– Надо было взять вас двоих с собой.

– На юг? Вряд ли. Знаешь ведь, что Бойд думал о Лондоне. Он говорил, там полно людей, которые ищут то, чего не могут найти в других местах и чего на деле вообще не стоит искать.

Я так и слышу, как Бойд это говорит.

– Мне нужно посмотреть дело одного ребенка.

– «Красный обрез»!

– Да.

Я не слышал этого термина много лет. Так социальные работники Ливерпуля называют папки с материалами по правам ребенка, потому что их первая страница имеет темно-красные поля.

– Что за ребенок?

– Бобби Морган.

Мел сразу вспоминает. Я вижу это по ее глазам.

– Я тогда вытащила судью из постели в два часа ночи, чтобы он подписал постановление о временной опеке. Отец покончил с собой. Ты должен помнить.

– Я не помню.

Она хмурит брови.

– Может, этим делом занимался Эрскин. – Руперт Эрскин являлся главным психологом отдела. Я был младшим сотрудником, о чем он напоминал мне при первой возможности. Мел была социальным работником, ведущим дело Бобби.

– Заявление поступило от учительницы, – объясняет она. – Мать поначалу ничего не хотела говорить. Но когда она увидела медицинское заключение, то сломалась и сказала, что подозревает своего мужа.

– Ты можешь достать мне это дело?

Я вижу, что она хочет спросить меня зачем. И в то же время понимает, что лучше ей не знать. Конфиденциальные дела по правам ребенка находятся в Хаттон-гарденз, главном здании отдела социальной службы Ливерпуля. Дела хранятся восемьдесят лет, и доступ к ним разрешен только определенным сотрудникам, уполномоченным агентствам и работникам суда. Все случаи просмотра фиксируются.

Мел разглядывает свое отражение в ложке. Ей надо принять решение. Поможет она мне или нет? Она смотрит на часы.

– Я позвоню кое-куда. Приходи ко мне в кабинет в половине второго.

Она целует меня в щеку и уходит. Я заказываю еще кофе, чтобы скоротать время. Периоды безделья хуже всего. Они предоставляют мне слишком много времени для раздумий. И тогда хаотичные мысли скачут у меня в голове, как шарики для пинг-понга в коробке. Джулиана беременна. Нам нужна будет ограда внизу лестницы. Этим летом Чарли хочет поехать в лагерь. Как были связаны между собой Бобби и Кэтрин?

Еще один фургон, но уже не белый. Водитель опускает на мостовую перед кафе пачку бумаг. Заголовок на первой странице гласит: «Объявлено вознаграждение за поимку убийцы Кэтрин Макбрайд».

По сторонам стола Мел сложены кипы дел. Ее компьютер украшен стикерами, вырезками из газет и картинками. На одной из них изображен вооруженный грабитель, угрожающий ружьем и говорящий: «Кошелек или жизнь!» Жертва отвечает: «У меня нет ни того ни другого. Я социальный работник».

Мы находимся на четвертом этаже отдела социальной службы. Большинство кабинетов закрыты на выходные. Окна Мел выходят на недостроенный склад полуфабрикатов. У меня есть час, пока она не вернется из магазина. Она раздобыла для меня три папки, перевязанные красной лентой.

Я знаю, что там найду. Первое правило работы с человеческими душами заключается в том, чтобы все фиксировать. Этим занимаются социальные службы. Вмешиваясь в жизни людей, они тщательно записывают каждое решение. В папках – протоколы бесед, семейная история, заключения психиатров и медицинские заметки. Малейшие подробности каждого совещания по делу и встречи для выработки стратегии, а также копии полицейских донесений и протоколы судебных слушаний.

Если Бобби провел какое-то время в детском доме или психиатрическом отделении, это будет записано. Там будут приведены даты, имена, названия. Если мне немного повезет, я смогу сопоставить их с делом Кэтрин Макбрайд и найти связь.