Подозрительная труба, Логика и Пунтиллятор Шмульдерсона

– Если бы на этом и заканчивались все трудности, это было бы еще ничего, – грустно сказал ослик, – но дело в том, что трудностей намного больше. Тут дело не только в том, что искать первым. У логических субъектов есть еще одна принципиальная штука, которая отличает их от предикатов. Одним словом это не объяснить. Но вот смотрите: давайте рассмотрим несколько настоящих предикатов. Возьмем слово «круглый». Что делает круглое круглым? Его круглость. Правильно? А что делает серое серым? Его серость. А теперь возьмем для сравнение настоящий субъект. Хотя бы даже и шкаф. Что делает шкаф шкафом, как вы думаете? Ведь не шкафость же? Понимаете, шкаф, осёл, автомобиль, они уже с самого начала являются чем-то отличным от всех других предметов, еще до того как им приписано какое-то свойство – круглый, серый, мягкий и так далее. Так вот, что делает вещь этой вещью, а не чем либо другим, вот что непонятно. То есть в каждом конкретном случае, конечно, понятно. Шкаф делает шкафом его «шкафость», велосипед – «велосипедость», а решетку – «решеткость». Но ведь это глупость! Должно же быть во всех предметах что-то общее, что делает их предметами.

– По-моему, все вполне понятно. Это общее называется "предметность", – ответил я, чрезвычайно довольный собой за ум и находчивость.

На симпатичной морде ослика появилось кислое и угрюмое выражение. Ослик нахмурился:

– Вы думаете, что нашли чрезвычайно остроумный выход из положения? Ну тогда пожалуйста, будьте добры, продемонстрируйте мне эту предметность так, чтобы я ясно видел ее так, как я вижу, скажем, цвет. И постарайтесь мне доходчиво объяснить, почему эта предметность проявляется в одних случаях в виде «шкафости», а в других случаях – в виде «велосипедости». Но этот вопрос, я думаю, покажется Вам слишком сложным. Я задам Вам гораздо более простой вопрос: чем отличается шкаф от велосипеда?

– Понятное дело – тем, что в шкафу хранят вещи, а на велосипеде ездят или катаются, – ответил Валера.

– Похоже, Вы плохо расслышали вопрос, – строго сказал ослик. – Вы мне ответили на два вопроса: «Зачем нужен шкаф?» и «Зачем нужен велосипед». Но на мой вопрос вы ответить даже и не подумали.

– Ну тогда, наверное, формой, – сказал я.

– А что такое форма? – не сдавался ослик.

– Ну, форма – это то самое первое и основное качество, которым проявляет себя предметность, – сказал я. – И вообще, что такое форма – это гораздо легче показать, чем объяснить.

– Вот-вот! – ехидно подхватил ослик. – Это именно то, что я и утверждал. Форма – это такая скверная вещь, что каждый думает, что он то уж точно знает, что такое форма, а на самом деле все только тем всю жизнь и спасаются, что показывают ее друг другу, и поэтому никто до сих пор ничего не знает. Изобрели слово «остенсивность» и закрыли проблему, как всегда. А именно эта проблема и является причиной чрезвычайно печального явления, которое я называю "логический чвяк".

– А что значит «логический чвяк»? – поинтересовался я.

– А вот то самое, что мы говорим о строгости и точности логических законов, пока дело касается логических высказываний. Но как только от высказываний мы переходим к настоящим вещам, вот тут и начинаются большие неприятности. Логика рассуждает о не вещах, а о словах, обозначающих вещи. А поскольку никто не может сказать, что делает вещь этой самой вещью, а не чем-то другим, или даже вообще ничем, то возникает путаница между словами и вещами, и эта путаница ужасно путает всю логику. Ведь если мы не знаем, что делает вещи ими самими, то мы никогда не можем быть уверены, что выполняется закон тождества. А без него логика – это уже не логика, а всего лишь часть математики. Впрочем, я прошу прощения, Вас это не должно беспокоить. Все равно логики, как таковой, на белом свете не существует.

– Как это не существует? – возмутился Валера. – Каждый пользуется логикой до той или иной степени, а Вы говорите, что она не существует.

– В том то все и дело, молодой человек, что никто не может определить, до какой степени ей можно пользоваться. А самое печальное состоит в том, что этого просто нельзя определить в принципе. Но и это еще не самое печальное. Самое печальное – это то, что когда мы рассуждаем о том, что, как и почему в мире происходит, то в этом присутствует логика, хотя только до определенной степени. Но как только мы делаем попытку понять, кому и зачем все это надо, вот тут и выясняется, что логики, как таковой, на белом свете не существует.