Подпольная империя

— Сука, — шипит он. — Сука. Я на тебя заяву написал, ты понял, чмо?

— А ты блатным своим сообщил, что в милиции справедливости ищешь? Ладно, пойду я, а то вот разговариваю с тобой, и ощущение такое, будто рядом с кучей дерьма стою. Отстань, Фриц, не подходи ты ко мне больше. Не приближайся. Я тебя не полюблю. Я по тебе решение принял, менять не собираюсь. Досвидос.

Видать, очень сильно уязвлено его чувство собственной важности, раз он никак успокоиться не может. Да и хрен с ним, думать мне больше не о чем, как о его ЧСВ.

— О! Пропащий явился!

— Егорыч, здорово!

— Ты где пропадал-то?

— Здорово, братан!

— Брагин, привет!

— Здорово, пацаны. Как же я рад вас видеть!

Они все уже здесь, а я чуть припозднился. Сейчас мне Скачков пропишет клистир с патефонными иголками.

Запах спортзала, как запах конюшни — приятным не назовёшь, но родной ведь, как дым отечества, буквально.

— Егор! Это что за херота?! — показывает Скачков на мои ноги, когда я возвращаюсь из раздевалки.

— Полицейский произвол, — улыбаюсь я. — Здравствуйте, Виталий Тимурович.

— Ну ты даёшь! Нет, правда, даже понять не могу, что это.

— Резиновая дубинка.

— Правда что ли? — удивлённо качает он головой. — А ты тренироваться-то сможешь?

— Посмотрим, — пожимаю я плечами.

— Чего?! — сразу начинает реветь он.

— Смогу, конечно! — бодро, как на плацу кричу я.

— То-то! Так, разминаемся, ребятишки!

Сказать сказал, а вот смочь не смог. Тренироваться не получается. Ноги болят, к спине прикоснуться невозможно. В общем, мучение одно. Ну, попадёшься ты мне, Печёнкин. Уж я тебя отделаю. До конца тренировки сижу на скамье и слежу за ребятами. Надо сказать, что прогресс у них уже заметен. Так что молодец Скачков, реально молодец.

— Ну что, не появлялись больше фашисты? — спрашиваю после тренировки. — А то я сейчас Фрица видел.

— Это тот, который в жопу раненый? — уточняет Трыня.

— Ага, он самый.

— Не, не приходили. А ты думаешь, мы ещё не переломили хребет фашистской гадине?

— Похоже нет, блатными меня стращал. Обещал, что я испытаю чувство бесконечной тоски и боли. И что-то ещё в этом роде.

— А ты ему рога не поотшибал?

— Нет, рога не поотшибал. На улице люди ходят, не удобно как-то. Думаю я, что скоро придётся снова бой давать. Как-то не похоже, что человек всё осознал и успокоился. Такое ощущение, что он будет биться башкой в стену, пока не разобьёт либо то, либо другое…

— Ну что же, надо будет — дадим.

Все одобряюще гомонят.

— Пацаны, — двигает идею Юрка, — а пойдём сегодня на дискотеку в ДК Строителей! Как патруль, в натуре. Если увидим, что эти уроды девок обижают, сразу на месте им наваляем. Глядишь и отучатся.

— Воспитатель, — качает головой физрук. — Макаренко, мля, и Сухомлинский, вместе взятые.

— Не, ну а чё? Нормальная тема! Я ж не просто так предлагаю их отп***ть, а за дело.

Возникает бурная дискуссия, но здравый смысл берёт верх и очередное избиение псов-рыцарей откладывается на неопределённое время.

После тренировки мы идём с Трыней по Красноармейской до Красной. Там он пойдёт к себе направо, а я к Ирке налево. Для меня это крюк, но я хочу пройтись с Андрюхой, поболтать — давно не виделись.

— Егор, а правда, что ты с Цветом в Новосибе казино открыл?

Вот же блин! Это как так? Все уже знают что ли?

— Правда, киваю я, а ты как узнал-то?

— Да блин, у нас все знают. А чего мне не сказал?

— Андрей, ну а чего говорить-то? Как бы рабочий процесс. Дело подпольное, зачем трепать?

— Не доверяешь, что ли? — щурится он.

— Я тебе прямо скажу и ты, пожалуйста, не обижайся. Во-первых, я тебе доверяю. Не сомневаюсь в тебе. Могу с тобой любые свои дела обсуждать и знаю, что ты меня не продашь. Но есть дела мои, а есть дела, в которых я участвую не один. И если я кому-то даю слово, я его держу, понимаешь? То есть, допустим есть у меня несколько корешей. Ты и Платоныч. Два всего. Есть деловые партнёры. Цвет, например, ещё там другие. Так вот, допустим, я с тобой что-то затеял, какое-то дело, и об этом лучше не болтать. Мы с тобой даже не просим друг друга помалкивать. Это само собой подразумевается. Это значит, что Платоныч, для которого я как сын, ни одного слова от меня не услышит о наших с тобой делах. Не потому, что я ему не доверяю. Доверяю, так же как и тебе. Просто тут дело в том, что я не могу распоряжаться тайной, которой не владею единолично. Понимаешь? Так и тут. Я тебе доверяю, но сказать о том, что не принадлежит исключительно мне, не могу. Без обид, ладно?

Он кивает и, кажется, действительно улавливает мысль.

— Да, понял. Всё чётко ты сказал. Только слухи всё равно уже ходят. И что типа сестру Киргиза того…

— Чего того? — я даже останавливаюсь.

— Ну что типа там разборка какая-то была, и что её грохнули…

И кто же это у нас языкастый такой? Вот уж правильно немцы говорят, что знают двое, знает и свинья…

— Ну, давай, рассказывай, что ещё болтают ваши юные джентльмены удачи.