Подпольная Россия

Лучше ошибиться в сторону излишней дерзости, чем в сторону излишней осторожности, потому что решительность и энергия могут заменить недостаток сил, тогда как медлить с целью их увеличения — значит идти навстречу провалу и бесславной гибели.

Несомненно, что в 1881–1883 годах Исполнительный комитет имел в своем распоряжении силы, достаточные, чтобы рискнуть на открытое нападение, которое при большой, пожалуй, беспощадной энергии могло бы парализовать центральное военное и гражданское управление, ошеломить правительство и дать вспыхнуть восстанию в столице. Запас горючего материала был очень велик.

Молодежь, студенчество, вся столичная интеллигенция были возбуждены до энтузиазма, до исступления и рвались к делу. Но терроризм дела им не давал.

«Без восстания что могли сделать взволнованные террором мирные обыватели-либералы?[132]

Что могла сделать доведенная до белого каления масса студенчества?

Террор и все вызванное им настроение было сильной бурей, но в закрытом пространстве. Волны поднимались высоко, но волнение не могло распространиться. Оно только исчерпывало, истощало нравственные силы интеллигенции…»

Вера Засулич, «Социал-демократ», № 1

Они ждали восстания, мечтали, упивались мыслью о нем.

Тысячи человек молодежи, мужчины и женщины, бросились бы в уличную борьбу с беззаветным восторгом и дали бы ей порыв, увлечение, пример, каких, быть может, не видало ни одно восстание в мире.

В Петербурге массы фабричных и заводских рабочих. Ими «Народная воля», по справедливому замечанию наших социал-демократов, мало занималась, посвящая им лишь весьма незначительную часть сил. Но как люди более развитые, как горожане и столичные жители, непосредственно сталкивавшиеся с полицией и с высшим городским начальством, они сочувствовали революции. Та небольшая доля пропаганды, которая производилась среди них, имела необыкновенный успех и оставила прочный след. Они читали газеты. Террористическая борьба, совершавшаяся на их глазах, волновала и возбуждала их. При некоторых усилиях легко было организовать среди них кадры, которые в минуту восстания могли бы поднять их и двинуть на улицы.

Столичная революция — застрельщик общего движения, как заговорщицкое восстание — застрельщик столичной революции.

Без немедленного отклика в провинции всякое движение в Петербурге неминуемо было бы задушено в несколько дней.

И у нас есть класс, способный мгновенно разнести революцию по разным концам России. Этот класс после крестьян сильнейший в государстве, и он пропитан глубоким и сознательным недовольством. Он имеет крепкие корни в почве, и его не нужно организовывать, потому что он организован самостоятельно и довольно тесно путем общественной службы и постоянного интеллектуального общения. Мне не нужно называть его. Этот класс известен в радикальском мире под кличкой «либералов», причем он предполагается однородным по убеждениям и отождествляется с чисто буржуазными либеральными партиями, какие нам известны за границей.

Может быть, он и станет таковым со временем, как предсказывает наш «Социал-демократ»[133]. Об этом нам пока нечего беспокоиться. Важно, что теперь он совсем не такой. Даже г. Тихомиров заявляет, что наши «либералы» соответствуют французским радикалам[134]. На самом деле они более крайние. Значительная доля, если не большинство, наших «либералов» — сторонники передачи земли крестьянству, а крайние их фракции — чистые социалисты. Их настоящее отличие от «радикалов» в том, что они имеют оседлость и не занимаются конспирациями. «Радикал», который приобретет такую оседлость и отстанет от конспирации, будет окрещен именем «либерала», хотя бы он ни на волос не изменил своих социалистических убеждений. А либерал, хотя бы и более умеренных взглядов, вступивший в конспирацию и бросивший оседлость, станет тотчас же «радикалом».

В 1881–1883 годах эти «либералы» как класс были во всех своих подразделениях возбуждены революционным движением в небывалых размерах, и их симпатии революции уступали лишь энтузиазму студенчества. Наиболее крайние, несомненно, входили в состав той невидимой армии, на поддержку которой могло рассчитывать восстание.

IV

Но почему же Исполнительный комитет не дал этим силам случая проявиться? Почему он не поднес горящей головни к им же заготовленным горючим матерьялам?