Подпольный Алхимик 2

Я, будучи не дураком, понимал, что в покое граф меня не оставит. Не из той породы людей он. Всё или ничего. Ему нужно, чтобы я был уничтожен и раздавлен. И просто забыть о моем существовании он не согласится ни за какие блага мира. Наверняка разрабатывает очередную подлость в отношении меня.

А я как же? Согласился бы я делать вид, будто Нильсонов нет? Будто они не убивали тех, кто мне дорог? Список длинный. Бирла. Карл. Анни. Арнольд. Они мне снятся порой. Чаще всех Карл. Он упрекает меня в том, что я не спас Анни, а затем сгорает в пламени.

Однозначно, в моей душе нет ничего к Викару Нильсону, кроме ненависти. Но я так устал от вражды и кровопролития, я так устал бесконечно воевать, вместо того, чтобы просто жить. Теперь у меня есть семья. Моя Эйва. Я не хочу превращать ее жизнь в ад — она заслуживает мира и спокойствия.

Впрочем, пока ничего и не предвещало беды. Два месяца прошли умиротворенно. Я с головой ушел в решение разнообразных рабочих вопросов, а моя милая супруга занималась домом, закупками… и чем там еще занимаются богатые, кипящие энергией молодые жены?

В один из тихих уютных вечеров Эйва вошла в комнату в странном состоянии духа: она выглядела одновременно встревоженной и возбужденной.

— Что-то стряслось, милая? — спросил я.

— Нет… то есть да. — Эйва подошла ко мне и протянула длинную узкую штуковину.

Я взял, вгляделся. Неужели…

— Это что?

— Я сейчас проверяла… он определяет…

— Я знаю, что такое тест на беременность, милая. Это правда случилось? Мы станем родителями?

— Ты несчастен от этого? — во взгляде моей супруги промелькнула тревога.

— Да ты шутишь, что ли⁈ Я ошарашен, но совершенно, абсолютно, категорически счастлив, девочка моя!

Я подхватил графиню и закружил по комнате. Я все еще не мог уместить новость в сознании, но я искренне чувствовал себя сейчас счастливейшим мужчиной во всех мирах.

* * *

Сегодня мне приснился отец, что случалось… почти никогда. Мой настоящий отец — отец Акрама из Джамалона.

Его не стало, когда мне было десять. Зарезали ночью, стащив все сбережения нашей семьи. Мать ненадолго пережила его. Мы с сестрой жили то у тетки, то у знакомого отца, то в доме сирот. Образ матери постепенно изгладился из моей памяти. Нет, не то, чтобы она мало значила в нашей жизни, но… она явно отдала почти всю свою любовь сестре, для меня оставив лишь крохи. Но я прекрасно помнил отца. Он многому научил меня. Все, что я знал о благородстве, чести и законах совести — все это я узнал от отца. Не один раз преступал я через нравственные принципы, так свято чтимые отцом. В такие черные часы жизни я частенько задвигал его наставления как можно глубже в душу, туда, куда не любил заглядывать, дабы не ужаснуться, осознав правду о самом себе. Я мнил себя великим храбрецом, но подлинное мужество — увидеть настоящего себя и не отшатнуться от правды. И многие годы этого мужества не было во мне.

Но вот отец явился ко мне под покровом ночи, бледным призраком моего беспокойного сна.

— Отец? — Я протянул руку, хотя даже во сне понимал, что не сумею прикоснуться к нему.

— Мне было больно видеть, Акрам… как ты проливаешь кровь невинных. — Его взгляд и голос были полны печали и боли, а не ярости, но эти печаль и боль отца были для меня куда более невыносимой карой за содеянное зло.

— Я знаю, отец… прости меня.

— Не у меня проси прощения.

— У мертвецов его просить уже поздно…

— Остались их семьи. И помни, что порой делами можно сказать «прости» куда лучше, нежели словами.

Его облик растаял, когда в мой сон пробился первый рассветный луч.

* * *

Сон не давал мне покоя.

— Ты не заболел, Аксель, дорогой? — спросила Эйва за завтраком.

— Нет, я просто… беспокойно спал. Как ты себя чувствуешь, милая?

— Сегодня не тошнило, — радостно ответила супруга.

Графиню последние пару недель мучил токсикоз. И за эти дни я в полной мере узнал, что такое быть мужем беременной жены, настроение которой меняется с такой скоростью, что ты даже не успеваешь понять, что же конкретно для нее не так и что нужно сделать, чтобы было так. О, нет, я вовсе не жалуюсь на Эйву. Мне непривычно видеть свою возлюбленную такой капризной, но она все равно очаровательна и любима мной.

После завтрака я отправился в кабинет. Посидел несколько минут, размышляя. Затем набрал номер Ранда.

— Дружище, мне нужна информация. Помнишь, что произошло в баре Хара?

— Такое не забудешь, граф.

— Так вот, мне нужны имена всех, чьи родные отравились и умерли в ту ночь. Сможешь достать?

— Попробую. Потребуется время.

Я поблагодарил его и повесил трубку.

Ранд принес мне имена спустя несколько дней.

Я назначил встречу Виктору Форсбергу.

— Моя просьба к вам весьма… деликатная. Вот список людей, — я протянул ему лист бумаги, — которым я хочу помочь — но так, чтобы они этого не знали. Я хочу остаться инкогнито. Разузнайте об этих людях все: быть может, кому нужна медицинская помощь, денежная… любая, в общем. — Я встал, чтобы уйти.

— Кто все эти люди, граф Ульберг? — спросил юрист, пробегаясь глазами по списку.

— Те, кому я крупно задолжал.

* * *

Форсберг несколькими днями позже связался со мной.