Подпольный Баку

Высокий русский старик в соломенной, видавшей виды шляпе, в пикейной рубахе далеко не первой свежести, из разговора которого можно было заключить, что он работает в городской думе, вел беседу с тучным азербайджанцем в черной чухе и невысокой, приплюснутой папахе. Достав из кармана табакерку, он обильно набил серовато-зеленым порошком обе ноздри, чихнул несколько раз и снова обернулся к собеседнику:

— Теперь-то их хорошо приструнили!.. Это я вам говорю не от себя, слышал лично от городского головы. В центральной России и Польше бунтарям-рабочим всыпали как следует, натрепали уши так, что надолго запомнят. Уверяю вас, здесь они не посмеют выступить!..

Полный азербайджанец закурил чубук и, приблизив ухо чуть ли не к самому носу русского, спросил:

— А что пишет по этому поводу «Каспий»?

— Даю вам слово, я повторяю только то, что слышал лично от самого господина городского головы. Многие стачечники расстреляны, восемьсот человек отправлены в ссылку.

Толстый азербайджанец заметил:

— Надо бы наказать этому ублюдку, рябому Кадыру, читать мне каждый день газету «Каспий». Пятак — деньги немаленькие, зато человек благодаря газете узнает много интересных новостей. Вчера этот болван Кадыр является ко мне и говорит: «Хозяин, вот уже год, как мое жалованье стоит на месте!» Можно подумать, у жалованья есть колеса, или это — осел, который бредет по солнцепеку, а затем вдруг остановится.

Русский, пожав плечами, дал совет:

— В подобных случаях смутьянов надо тащить к приставу. Он их научит, как должно разговаривать с хозяином.

Другой русский, по виду почтовый чиновник, спрашивал у армянина, владельца мануфактурной лавочки:

— Ты слыхал о расстреле в Иваново-Вознесенске рабочей толпы в две тысячи человек?

— Понятия не имею. Я газет не читаю. Неужели в рабочих стреляли?.. Может, это сплетни?

— Достоверное известие! Мой сынок учится в Петербурге, Вчера получил от него письмо, оно и сейчас при мне.

О чем только ни говорили в толпе!

— Оба известные головорезы!.. Первый — Керим, сын иранского азербайджанца, второй — бакинец, из рода Ашурбековых. Сегодня они будут стреляться. Эх, красавцы-ребята, да сохранит их аллах от дурного глаза! Плохо будет тому, кто встанет на их пути…

— Возможно, они начали перестрелку вблизи конки, кондуктор бросил лошадей и сбежал…

— Однако хочу заметить дорогому братцу: дуэль Теймурбека тоже достойна восхищения. Клянусь могилой святого Гаджи Эйбата, он так ловко палил залюбоваться можно было…

— Вагон конки опять сошел с рельс. Не верю, чтобы его сегодня подняли.

— Не лошади, а клячи, сплошь покрыты струпьями, от них такая вонь, словно из нужника!…

— В Баку все может наладиться, только не конка. Члены городской думы нашли хороший способ набивать карманы.

— Э-э-эх! Каждый болтает то, что ему вздумается.

— Скажите, какой заступник нашелся! Все члены городской думы мошенники.

— Он потому защищает, что муж его тетки член городской думы.

— Ну, и что с того?… Подумаешь!… Член городской думы!… Невидаль какая!… На что он способен — этот твой член городской думы?!. Что он нам может сделать?!

— Да все что угодно! Даже жизнь отнять.

— Что?1. А ну, отойдите все!… Я всажу ему пулю в живот!…

— Городовой!… Городовой!…

Послышалось щелканье кнута, возвещающее о приближении вагона конки. У остановки начали налаживать очередь. Люди повеселели, оживились.

Наконец вдали показались лошади. Разговоры приняли иное направление:

— Что навалился на меня, некрещенный дьявол?

— Прадед твой был дьяволом!

— Гнусный тип!

— Заткнись, собачий сын!

— Пошел прочь! Это вы распяли Христа!

— Будьте воспитаны! Ведь я не задеваю вас.

— И не имеешь права!

— Эй, ты, соленый ублюдок!

— Сам ублюдок! Хочешь, чтобы я фонарь подвесил под глаз тебе? Держи язык за зубами, я тебе не какой-нибудь персюк!

— Городовой, городовой!…

Подъехал вагон конки. Толпа начала штурмовать его, толкая выходивших пассажиров.

Один из пайщиков акционерного общества по эксплуатации конки Гаджи Салман передвигался по подножке вдоль вагона, контролируя кондуктора и мешая ему провозить бесплатно своих родственников, а когда изможденные лошади отказывались тянуть вагон, соскакивал на мостовую и подпирал вагон плечом, помогая клячам. Если народу набивалось больше нормы, он, подобрав полы чухи, бежал сбоку вагона, стаскивая с подножки лишних пассажиров кого за полы одежды, кого за руку.

Вот он уцепился за полу чухи крестьянина из Маштагов, когда тот стал карабкаться на подножку конки, и стащил его на землю. Упорный крестьянин лягнул Гаджи Салмана ногой в грудь и свалил на булыжную мостовую. Чубук Гаджи Салмана полетел вправо, папаха — влево, а сам он с минуту лежал на спине, тараща глаза в небо, затем поднялся с земли и завопил истошным голосом: