Подражатель

— Полное признание от Джеймса Меткалфа в отношении убийства Генри Джона Долана в Гайд-парке! — рявкнул Хэмм и швырнул ему стопку бумаги через стол.

Чеймберс и Винтер обменялись растерянными взглядами.

— Кого?

— Двадцать пять лет. Бездомный. Парк — его место, — объяснил Хэмм. — Он увидел возможность и воспользовался ею.

— Вы хотите сказать, что это было обычное ограбление? — спросил Чеймберс. — Быть такого не может.

— Правда? — Хэмм потянулся, забрал бумаги и начал листать. — Здесь он объясняет, как заманил жертву в парк под видом того, что продаст ему наркотики. Вот здесь он объясняет, как подбил Долана самостоятельно залезть на постамент, сказав ему, что там он спрятал заначку. А тут рассказано, как он колет его в затылок, парализуя его, забирает кошелек, часы и одежду, затем оставляет его умирать.

— Но, — начал Чеймберс, — как…

— У него была эта несчастная игла! — заорал Хэмм, заставляя его замолчать. — В крови жертвы, шприц был все еще мокрым от вещества. Дело нахрен закрыто!

Чеймберс выглядел раздавленным.

— Эти убийства никогда не были связаны, ты, тупой, тщеславный козел, — сказал ему Хэмм, явно смакуя момент. — Никогда не было никакой связи со статуями. Ты заработал себе отстранение на пустом месте.

— Отстранение?

— Ты меня слышал! — отрезал Хэмм и повернулся к Винтеру: — А что делать с тобой, я оставлю решать твоему начальнику. Ты теперь не моя проблема.

— А что с Альфонсом и Николетт Котиллард? — спросил Винтер, пока Чеймберс осмысливал новости.

— Расследование еще в процессе. Я подумал попробовать пойти в новом направлении на этот раз и отдать его кому-нибудь действительно компетентному.

— А кровь, найденная на веревке?

— О, извиите, — саркастично сказал Хэмм. — Я не подумал, что это твой первый день. Это абсолютно ничего не значит. Вы, двое идиотов, заполучили образцы незаконно. Мы не можем доказать, откуда они взялись, и теперь вы говорите, что подъемник чист. Это тупик! Просто убирайтесь с глаз моих, оба!

Все еще немного ошеломленный, Чеймберс последовал за Винтером в общий офис, игнорируя ехидные ухмылки и еще более ехидные комментарии подслушивавших коллег.

Льюис дожидался их у лифтов и похлопал своего друга по спине, когда они вошли внутрь.

Чеймберс невидяще уставился на него:

— Я был так уверен.

— Я знаю, — жалостливо улыбнулся он, когда подрагивавшие двери закрылись.

Чеймберс услышал, как хлопнула входная дверь, и быстро налил бокал вина, прежде чем Ева вошла в комнату. Ее взгляд метнулся с шипящих на плите сковородок до мерцающей в центре стола свечи, до винного бокала в его руке, до его перемотанного пальца, до отрепетированной улыбки, замершей на лице Чеймберса (одна часть «мне так жаль», две — «между нами все хорошо?», щепотка «я так рад тебя видеть» и крупица «я очень сильно обжег большой палец, готовя для тебя, и я улыбаюсь сквозь боль»).

Ее хмурое лицо смягчилось, и спустя мгновение она улыбнулась в ответ.

Сработало.

— Я думала, ты сегодня вечером на работе, — сказала она, принимая у него бокал.

— Смешная история на этот счет, — начал он, прежде чем сделать несколько глотков из своего бокала, чтобы потянуть время.

— …Да?

— Мы поговорим об этом после ужина.

— Нет. Мы поговорим об этом сейчас, — возразила Ева, отставляя свой бокал.

— Ладно. Только не злись. Помнишь то дело, над которым я работал? И помнишь, как ты всегда говорила мне просто следовать за своей интуицией, оставаться честным перед собой и тем, во что я верю?

— Я буквально никогда такого не говорила.

— Ну, я перефразировал.

— Тот раз, когда я сказала тебе не следовать за интуицией, а просто сохранить работу? Не оставаться честным перед собой, потому что нам надо платить по счетам? И к черту все, во что ты веришь, так как мы не можем позволить себе платить за это место с моей зарплаты?!

— Эммм.

— Бен, тебя что, уволили?

— Нет! Конечно же, меня не уволили! — заверил он и даже слегка рассмеялся, а Ева едва заметно расслабилась. — …Просто отстранили.

— Я ухожу.

— Чего?

— Я ухожу. Ты должен был работать, — сказала она ему, шагая к спальне. — Сегодня мой вечер с девочками с работы.

— Что, с теми заносчивыми партнерами фирмы, которые всегда разговаривают с тобой снисходительно?

Дверь захлопнулась у него перед лицом. Зная, что лучше не преследовать ее дальше по лофту, он уселся на пол.

— Я пойду пресмыкаться первым делом в понедельник утром. Обещаю, — позвал он через дверь. — Я облажался. То есть очень, очень, очень облажался. Я просто хотел… хотел поймать его, прежде чем он сможет навредить кому-то еще. Знаю, ты думаешь, что я хотел что-то доказать, что я умнее их, но это не так. Я просто думал, что могу не дать чему-то плохому случиться с тем, кто этого не заслуживает. Считал, что должен попытаться. И мне жаль, что ты на меня злишься, но об этом я не жалею.

Дверь спальни со скрипом приоткрылась, и Ева вышла, одетая в свое второе любимое платье. Она улыбнулась ему сверху и потянулась взять его за руку.

— Меньшего я от тебя бы и не ожидала.