— Мы вернули товары. И в любом случае, я его знаю. Его бабка живет на моей улице. Маркус, верно?
—
— Но…
— Это
Разжимая один палец за другим, Винтер отпустил юношу, который оправил свой спортивный костюм, словно это был дорогой сюртук. Выглядя ошеломленным, он медленно попятился прочь.
— Знаете, что требуется хорошему менеджеру? Я понимаю людей. Он больше этого не сделает, — знающе сказал Дэн, наблюдая, как добыча Винтера слоняется среди полок, как реабилитированное животное, выпущенное на свободу.
— Он идет прямо к отделу с видео, — заметил Винтер.
— Это ваше последнее предупреждение. Ясно?
— Да, сэр.
Сигнализация сработала снова, а Маркуса нигде не было видно.
Поворачиваясь к Дэну, Винтеру пришлось буквально прикусить язык ради самосохранения.
— Ну, — сказал тинейджер, словно в этом не было его вины. — Отправляйтесь за ним.
Винтер уже чувствовал привкус крови во рту.
— Воришка… Я поймаю его! — Хромая к выходу, он пробормотал: — Может, я
Маршалл не могла сказать точно, как долго она пялилась вникуда, когда металлическая дверь громко лязгнула и тюремный охранник провел смутно знакомого мужчину в комнату для свиданий. Он выглядел хорошо, намного здоровее, чем на снимке, прикрепленном к отчету о его аресте. Он был среднего роста и строения, чисто выбритый, его длинные всклокоченные волосы теперь были обрезаны и доходили до ушей. Даже темно-синий комбинезон выглядел почти сшитым специально по его меркам.
— Джеймс Меткалф? — улыбнулась она, вставая и протягивая руку. — Стажер-констебль Джордан Маршалл, — представилась она, подумав, что слово «детектив» лучше будет опустить.
— Джимми, — ответил мужчина. — И… — Он извиняющимся жестом поднял руки, закованные в наручники.
— Можно их снять, пожалуйста? — спросила она у охранника, которому явно не понравилась просьба. — Все в порядке. Я уже получила разрешение от начальника тюрьмы и подписала отказ от претензий. Снимите их, пожалуйста.
Мужчина послушался.
— Спасибо, Фрэнк! — радостно сказал Джимми.
— Мне остаться с вами? — спросил охранник у Маршалл.
— Нет. Спасибо. Мы разберемся.
— Веди себя хорошо, Джимми, — улыбнулся мужчина. — И не думай, что я забыл об игре «Сперс».
— Да, да, — рассмеялся Джимми вслед закрывающейся двери и повернулся к Маршалл. — Фрэнк — нормальный парень, хоть и тюремщик.
Она пригласила его сесть напротив стопок документов, где на столе его уже ждала охлажденная бутылка воды.
— Для начала позвольте поблагодарить вас, что согласились поговорить со мной.
— Я не мог на самом деле отказаться, не так ли? Когда вы вежливо попросили раз двадцать…
— Двадцать два, — поправила его Маршалл. — Но кто считает? — добавила она непринужденно, хотя уже знала, почему он согласился встретиться с ней именно сейчас. Для того, кто прожил большую часть своей взрослой жизни на улицах, у него была на удивление хорошо поставлена речь. Но потом она почувствовала себя предосудительной сукой за одну мысль об этом. Она лучше других знала, как одно-единственное решение может поменять весь жизненный путь.
— Могу я вам что-нибудь предложить, прежде чем мы начнем?
— Нет, спасибо.
— Ладно. Уверена, вы уже поняли, что я — миньон, которому поручили вносить последние штрихи в старые дела, которых хватило бы на целый склад. Это просто формальность, но как я позавчера объясняла начальнику тюрьмы, в процессе мне пришлось наткнуться на несостыковку, которая может иметь большое влияние на доказательства, приведшие к вашему приговору. Поэтому я очевидно подумала, что важно прояснить некоторые детали в отношении убийства Генри Джона Долана, которое вы якобы совершили и признались в нем.
— Я это сделал, — выпалил Джимми.
— Что, простите?
— Я просто говорю, что я это сделал. В этом нет никакого «якобы». Я это сделал, и я признался. Конец истории.
— Конечно, — улыбнулась Маршалл. Она взглянула на одну из стопок файлов перед ней. — Из вашего дела я вижу, что вы постоянно попадали в тюрьму с восемнадцатилетнего возраста, а до этого — в исправительные учреждения для несовершеннолетних. Всегда за ненасильственные преступления: воровство, кража со взломом, незаконное проникновение.
— Верно.
— И вы пытались покончить с собой в восемьдесят шестом?
— Это был просто крик о помощи, — равнодушно ответил Джимми.
— Вы спрыгнули с моста.
— Но не очень высокого.
— Если верить записям, вы провели в больнице почти пять месяцев. — Он просто пожал плечами, поэтому Маршалл продолжила: — Самый длинный ваш период на свободе был с января восемьдесят седьмого до октября того же года. Что изменилось?
— Впервые за всю жизнь за мной кто-то приглядывал.
— И что произошло?
— Он не приглядывал за собой, — поведал Джимми, который выглядел раздавленным еще слишком болезненными воспоминаниями. — Но таковы улицы, — продолжил он, снова взяв себя в руки. — Так или иначе, теряешь всех. — Он взял бутылку и открыл ее, сглатывая ком в горле.