Подробности жизни Никиты Воронцова

"Стеша (умрет сын, самоубийство, проследить)

"Бельский, бездымная технология, патент (несколько формул, наспех набросанный чертеж)

"Тосович, каратэ

"Верочка Корнеева, она же Воронцова, она же Нэко-тян

Снова твердые печатные буквы теми же порыжелыми чернилами:

"Бесполезно. Память.

"Я воскресну 6 (шестого) сентября 1937 (тридцать седьмого) года в ночь на седьмое в постели. Внимание! Не суетиться! Лежа неподвижно, досчитать до ста, затем перевернуться на живот, свесить голову через край кровати, разинуть рот и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, высунув язык.

"Светкина кровать по левую руку, Федя с Серафимой через коридор.

Запись тупым карандашом, огромные буквы вкривь и вкось, едва разборчиво:

"Новый год, Новый год

"Интересно, Гурченко уже родилась?

"Черные косы, задумчивый взгляд

"Сексуально-алкоголические эксцессы в пятнадцать лет

"Ах, какой ты! Ой, что ты! Ой, куда ты! Ой, зачем ты! Ай! Ох!

"Воронцов! Прекрати болтовню!

"Три пятнадцать, шесть двенадцать, и Светке на эскимо.

"Ай-яй-яй, Галина Родионовна!

"Неточность. В прошлый раз было: если можно, я у вас еще немного посижу, Галина... А нынче прямо: ты как хочешь, а я у тебя останусь. Впрочем, и тогда остался, и нынче остался. И в позапрошлый раз, кажется, тоже. Сходимость вариантов.

"А в это время Бонапарт, а в это время Бонапарт переходил границу!

"Ай-яй-яй, Галина Родионовна!

Запись отличными черными чернилами, явно авторучка:

"21 августа 1941 года. Дневник прячу в обычное место до 46-го.

"На Западном фронте опять без перемен.

"Да помилуй же меня хоть на этот раз! Что за охота тебе так со мной играться!

Запись скверным стальным перышком, скверные лиловые чернила:

"9 апреля 1946 года. Осталась еще целая жизнь, 31 год. Поживем!

"Гришу-Кабанчика, сапера, раздавило танком под Истрой. И семья его вся погибла, отдавать медальон некому.

"Федя, как всегда, убит в 42-м при отступлении от Харькова. Серафима высохла, одни мощи остались. А Светка вымахала в красивейшую кобылу".

УМЕРТВИЕ НА ПРОСПЕКТЕ ГРАНОВСКОГО

Алексей Т. закрыл тетрадь и осторожно положил ее на край стола.

- Странная манера, - рассудительно произнес он. - Что это может значить - "убит, как всегда"? Слушай, это не мистификация?

- Нет, - ответил Варахасий. - А тебя только это удивляет?

- Н-нет, конечно... Слушай, ты уверен, что это не мистификация?

- Уверен. К сожалению, уверен.

- Почему же - к сожалению? - удивился Алексей Т.

- А потому, дорогой, что я не литератор, а следователь прокуратуры, и я не люблю в жизни неразрешимых задачек.

Приятели помолчали. За окном сделалось совсем светло, небо очистилось над домом напротив и стало бледно-голубым. И тихо было, тихо отчетливой тишиной июньской белой ночи.

- Ладно, - сказал Алексей Т. - Ты своего добился. Ты меня поразил. Можешь быть доволен. Теперь, если позволишь, по порядку. Можно вопросы?

- Изволь, - сказал следователь городской прокуратуры Варахасий Щ. Любые. Даже такие, на которые мне не ответить.

Невооруженным взглядом было видно, что он доволен. Алексей Т. собрался с мыслями.

- Так, - произнес он. - Во-первых. Кто такой этот Никита Воронцов? Или нет, расскажи сначала, как эта тетрадочка попала в прокуратуру. Так будет интереснее.

- Изволь, - согласился Варахасий и рассказал.