Подростки

— Новенький? — спросила Надежда Михайловна. — Что же ты стоишь? Не робей, садись на свое место.

В задних рядах захихикали. А я, повернувшись, пошел к доске.

— Куда же ты? — удивилась учительница. — Садись на место. Не мешай вести урок.

Но я упрямо шел вперед. И уже у самой доски, протянув руку за тряпкой, счел нужным объяснить:

— Тут кто-то мелком измазал наш стол. Я боюсь, что моя соседка испачкает платье и ей дома за это попадет.

Я взял тряпку, прошел к столу и стер проведенную мелом черту.

Надежда Михайловна спокойно ждала, пока я закончу эту операцию. Потом сказала:

— Послушай, Сережа (наверное, в классном журнале она вычитала мое имя), с первого дня ты нарушаешь порядок. Это не годится. Делаю тебе замечание. И запомни: еще одно такое замечание, и я попрошу тебя из класса.

Я молча опустился на свое место.

— Что, достукался? — сверкнула на меня темными, но вовсе не злыми глазами Нина.

Все-таки я решил выяснить после уроков, действительно ли у Нины такая плохая память, что она забыла о вчерашней нашей встрече. Отец мой оказался приятелем ее отца. Они столкнулись лицом к лицу у остановки автобуса. Разговорились. Один представил свою дочку, другой сына. Мой отец посетовал, что приходится отправлять сына в новую школу, когда учебный год уже начался. А Нина тут же вставила:

— У нас школа хорошая.

— Правда, хорошая? — не утерпел я.

— Приходи, сам убедишься.

А в классе сделала вид, будто не знает меня.

Теперь я хотел понять, что случилось. Но сколько ни вертелся во дворе школы, Нина не выходила. Присел на скамейку. Решил ждать хоть до ночи. Вывела меня из задумчивости Света. Подбежала, хохотнула, толкнула в бок портфелем:

— Новенький! Нину, что ль, ждешь? Не дождешься. Она сразу после уроков домой ушла. Вон с той стороны. Через двор. Там дырка в заборе есть. Ты новенький, не знаешь.

Я ничего не ответил. Встал, поднял с земли свой портфель и медленно побрел домой.

ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Мне хотелось побыть одному. Подумать. А может, просто немного успокоиться, поостыть. Но и отец и мать оба оказались дома. Только, наверное, и ждали моего возвращения из школы. И сразу — с расспросами: как да что? Понравилось ли? Хорошо ли встретили? Словно я в гости ездил. Хотел промолчать. Да разве от них скроешь! К тому же у меня на лице, видно, было написано все мое неудовольствие. Пришлось рассказать и про соседку, и про замечание, полученное от учительницы.

— Не повезло мне, — угрюмо подытожил я.

Отец тут же принялся доказывать обратное:

— Да что ты! Помню, когда я учился, все мальчишки только и мечтали сидеть с девчонками. Я, например, у своей соседки всегда задачки списывал.

— Ну вот еще! — запротестовала мать. — Чему ребенка учишь?

— А что поделаешь, — развел руками отец. — Что было — то было. Каюсь, допускал ошибку. Вот и не вышло из меня инженера.

Папа у меня чудак. Чуть что — так кается. А ведь все знают, что он лучший токарь на заводе. Инструментальщик. Инженеры к нему за советом идут. Про это молчит.

Но мне-то от всего этого не легче. Сделал бравый вид, после обеда засел готовить уроки. Наутро в школу шел с неохотой. И словно предчувствовал: кто-то опять наш стол разделил пополам мелом. Я не обратил внимания. Думаю, ладно, посмотрим, что дальше будет. На большой перемене подходит ко мне Стасик Перепелкин:

— Хотел тебя предупредить, да вижу, сам понял: линию эту не стирай. Пускай между вами водораздел будет. Так надо.

— Кому надо?

— Нам надо. Мне.

— Я у тебя в подчинении не состою.

Но Стасик твердит свое:

— Не будь дураком, прислушайся к умному совету.

— И не подумаю.

Повернулся и ушел. А едва начался урок, взял тряпку и стер этот противный водораздел к черту. Минут пять тер, аж руки заныли. Получил замечание теперь уже от Ольги Федоровны, нашей классной руководительницы. Соседка по столу всю эту мою операцию будто и не видела. Так, глазами скосит и отвернется. Сидит, как истукан, словно ее не касается. Но я тоже выдержал марку. Молча отнес тряпку и сел на место.

После занятий за мной увязался Стасик. Что ж, думаю, отступать не буду. Сердце, конечно, немножко постукивает, но ничего, терпимо. Стасик догнал меня в сквере.

— Погоди, поговорить надо. Чего удираешь?

Голос у него скрипучий, дребезжащий.

— Почему не внял разумному совету? Я ж тебя предупреждал.

— А кто ты такой?

— Мы — общественность.

Я усмехнулся:

— Мычать и корова может.

Стасик побагровел:

— Брось самовольничать! И к Нине не лезь. Без тебя есть у нее друзья.

— Не нужна мне ваша Нина, а насмехаться над собой не позволю. И водораздел твой, если еще раз проведешь, сотру.

— Сотрешь?

— Сотру.

— Ну, сейчас ты у меня получишь.

Он выставил вперед кулаки. Я приготовился дать сдачи. Но тут из-за поворота вышли четверо наших одноклассников. Почему-то в школе их называли «братьями Федоровыми». Почему? Я так и не понял. Фамилии у них разные. Никакой ассоциации. Есть сестры Федоровы, но братья? Знаменские, еще куда ни шло. А тут… В общем, Федоровы. Маленькие, тоненькие, каждый по отдельности они ничего не стоили. Но они всегда ходили вместе, и попробуй их тронь. Четверо. Любому надают тумаков и убегут.