Подростки

— А правда, — повернулся к Боре Генка. — Посуди нас еще. С тобой так хорошо получается.

Боря отрицательно покачал головой:

— Не могу, ребята. И так с вами задержался. А мне чемодан отнести надо. Дело очень важное и спешное.

Ребята не стали спорить. Они как-то сразу после столь удачного матча прониклись доверием к своему справедливому и строгому судье, сумевшему внести порядок в их до тех пор безалаберную игру.

— Тогда мы тебя проводим. Мы поможем! — И Генка первым подбежал и схватился за чемодан. — О, да он тяжелый. Что там, камни, наверное, или золото?

— Я сам, — отстранил паренька Боря.

Он вскинул на одну руку чемодан, другой подхватил портфель и через двор направился на гудевшую автомашинами улицу. Стайка ребятишек сопровождала его.

Они прошли мимо меня. Я опять подумала, что Боря узнает меня. Но он ничего не замечал в тот день. Разгладившаяся было во время игры грустная морщинка опять легла у переносицы. Может быть, это просто девичье любопытство, но мне захотелось узнать, что его тревожит. Узнать и помочь ему, отвести от него беду. Ведь только что, носясь вместе с мальчишками по футбольному полю, он был тем веселым и общительным парнем, каким в школе привыкли видеть его всегда. И вдруг такая резкая перемена. Я встала и тихо побрела вслед за Борей.

Он шел медленно, как идут, если никуда не спешат или когда все равно, куда идти, — лишь бы время провести. Такое у меня создалось впечатление. Чемодан здорово мешал ему, и он все перекидывал его с руки на руку, при этом ему приходилось ставить на землю портфель. Я никак не могла понять, зачем ему портфель, зачем он взял его из дому. Потом уж я догадалась, что он, видно, не заходил домой. И это тот портфель, набитый книгами, с которым он был утром в школе. Что же он делал после? Так и ходил по московским улицам?

Мальчишки-футболисты все еще увивались за ним. А он рассказывал им что-то веселое, потому что они смеялись, и он смеялся вместе с ними. Постепенно нагоняя их, я теперь понимала, что Боря, если даже увидит меня и узнает, не подаст виду. Для него сейчас самое тяжелое встретиться с одноклассниками. Как он посмотрит в глаза ребятам, что скажет в свое оправдание? Правду он постарается скрыть, а полуправде никто не поверит. И придется ему изворачиваться и лгать, то есть делать то, что он всегда считал самым противным в человеке и чего не мог терпеть даже у верных друзей. Да, да, нас он будет сторониться. Но ведь Ольга Федоровна от него не отступится. А директор школы! Как же тяжело будет стоять перед ними и, потупясь, молчать, потому что нет возможности ответить ни на один из их справедливо негодующих вопросов и хоть как-то оправдаться.

Думая об этом, я старалась угадать, куда же он сейчас идет. Он ни разу не оглянулся. Знал, куда ему нужно. И все же, когда он остановился возле большого восьмиэтажного дома, я поняла, что он пришел не туда. В этом доме еще несколько дней назад жила Тамара. Выходит, он шел инстинктивно, по наитию, и ноги сами привели его к дому, который ему не нужен. Он посмотрел на занавешенное шторами знакомое окно и медленно побрел вдоль улицы. Куда же он несет чемодан? Если к Тамаре, то до нового ее дома три автобусных остановки.

Подошел автобус, но Боря не сел на него. Только обернулся и посмотрел на мальчишек, сопровождавших его. Посмотрел, улыбнулся и пошел дальше. Мальчишки за ним. Эта ребячья преданность, видно, прибавила ему сил, и он теперь шагал быстрее.

Вот и новая Тамарина квартира. Сейчас я узнаю, верны ли мои предположения. Боря остановился. О чем-то переговаривается с ребятами. Не хочет ли послать их в разведку, чтоб узнать, дома или нет Тамара? Да, да. Один из мальчишек побежал в подъезд. Боря поставил на асфальт чемодан. И тут чужая рука легла на его плечо:

— Ага, попался!

Ой, как я не увидела этого раньше, как не предупредила! Перед Борей стоял Василий Степанович.

Вокруг них сразу же начала собираться толпа. Я подошла поближе, теперь уже не боясь быть узнанной.

— Где же ты этому научился, голубчик! — со слащавой вежливостью говорил Василий Степанович. — Стащил чужой чемодан и носишься с ним теперь по городу, не знаешь, куда пристроить.

Ой что творилось с Борей! Он покраснел, потом побледнел, попытался отмести обвинения, но понял, что его никто не поймет, и замолчал.

— Вот полюбуйтесь, товарищ милиционер, — повернулся между тем Василий Степанович к шедшему за ним старшине милиции, которого я сразу и не заметила. — Мой чемодан-то. Как не узнать, вещь приметная. А мы уж и в школе и дома у тебя, голубчик, были. Мать слезами заливается. Сестренка сычом из угла смотрит. Ну, семейка. Посмотрел я на них, вся надежда пропала. Думаю: удрал парень с моим чемоданом. А ты вон где гуляешь. А ну-ка дай сюда! — И он потянулся за чемоданом.

Боря инстинктивно отстранился. За ним полукольцом стояли мальчишки.

— Товарищ старшина! — взмолился Василий Степанович. — Это что же такое? Прошу власть употребить.

Старшина приблизился к Боре и взял из его руки чемодан.