Подростки

Трамвай уехал. Ефимочкин остался. Вот такие хахоньки. Не стой под грузом! В училище висит плакат: большая гиря, а под гирей — муха.

Тося наблюдал за историей Ефимочкина. Не поощрял и не осуждал. Что Тося понимает? Влюбленным он еще никогда не был. До такой степени, чтобы упорно добиваться расположения девушки. Превозмочь себя, свою застенчивость и добиваться. А ребят в группе надо сдерживать, а то чего только не болтают: бедный казначей промотал казенные деньги и талоны на обед ради «гетерочки». Положение у Виталия и без того сложное: со дня на день будет в училище очередная медицинская комиссия и неизвестно, пройдет ее Виталий или нет. Уже несколько раз училищный врач отмечал у него повышенное кровяное давление. По этому поводу в группе не шутят. Теперь появилась «гетерочка» (Шмелев, конечно, придумал). От такой у здорового человека давление перестанет быть нормальным. Во всяком случае, Тося проследит, чтобы Виталий обедал как положено и не выпрыгивал из-за стола как ненормальный при одном звуке трамвая.

В училище побывали родители Виталия. Отец высокий — так что сынок ростом в отца — и маленькая и до смешного кудрявая мать. Держались тихо, незаметно. Пришли к мастеру, но Виктора Даниловича, как всегда, не было, и их принял директор. Каким-то образом они узнали, что сына не пропускает медицинская комиссия на помощника машиниста. Заволновались. Виталий им, конечно, ничего не объясняет, да они и боятся его спрашивать. Сын уже вполне взрослый, самостоятельный. Он таким всегда был. Но вот все-таки пришли. Юрий Матвеевич сказал о Виталии, какой он замечательный ученик, как его любят ребята в группе, ну, а здоровье действительно не позволяет Виталию пока занять место помощника машиниста. Но ведь он настоящий парень и сумеет правильно распорядиться своей жизнью. Тем более, за ним постоянно училище, которое придет ему на помощь в любой момент. Попытался Юрий Матвеевич незаметно упомянуть и об увлечении Виталия (директор знал о вагоновожатой), но родители не поняли намека. Значит, ничего не знали. Тогда и Юрий Матвеевич не стал углублять эту тему. Он доверял своим ученикам и уважал их независимость, тем более когда она была такой упрочившейся, как у Ефимочкина.

Дима Дробиз решил пойти служить на флот. Собственно, он останется машинистом, вернее, станет машинистом, только не на электровозе, а на боевом корабле. Море, оно ему весьма симпатично. Оно просто прекрасно, а без прекрасного он, Димка Дробиз, как известно, ржавеет.

Дима написал письмо в Ленинград, в Высшее военно-морское инженерное училище, можно ему подавать документы или нет? Он заканчивает ПТУ железнодорожников, знает электрические двигатели, ремонтное дело. Будет выпущен из ПТУ помощником машиниста и слесарем третьего разряда. Он никому в группе не сказал о письме — ни Виктору Даниловичу, ни Тосе, ни даже своему другу Шмелеву. Диме казалось, ребята могут его не понять, сочтут беглецом, предателем. «В конторе завелся дезертир». Шмелев скажет: «Ты, сучок, решил отколоться. А я прочный, как две тюрьмы…» Когда Шмелев психует, у него в разговоре проскакивают словечки с «того края жизни». Хотя он пытается от них избавиться. Со словечками воюет преподавательница литературы Ольга Филипповна, Эра Васильевна и, конечно, Марина Осиповна. Марина Осиповна воюет против всех словечек Шмелева. Шмелев дает ей обещания, что впредь не будет пользоваться «бякой», но при этом хитро улыбается, потому что «бяка» вроде бы и совсем уж безобидное слово, дитячье, но Шмелев так его произносит, что Марина Осиповна долго и подозрительно на него смотрит. И правильно делает.

Письмо Дима отправил. Ждал ответа. Потом решил все-таки поговорить с Виктором Даниловичем. Но разве с ним поговоришь теперь! Какой-то он после женитьбы малость «не в себе». От счастья, что ли? Говорят, Ирина Камбурова жуткая красотка. Тося с Федей видели ее в домашней обстановке. От Тоси ничего, никаких эпитетов не получишь, а от Феди — и простого серенького слова на промокашку не проявишь. И выходит, вроде эту Ирину Камбурову никто и не видел. А мастер исчез, растворился в чувствах. У него теперь свои дела, у ребят — свои.

А вдруг из Ленинграда придет отказ? Так чего, спрашивается, преждевременно языком трепать. Напишут — не нужны петеушники. Числится еще по старому ремеслу это слово с тухлявым оттеночком. Не за полную цену они людишки: образование заканчивают больше по линии ГТО: бокс, мотогонки, лыжные кроссы — «на лыжных палках» в общем. А тут, если не подпираться палками, костылями, на самом деле упадешь с ног от образования. Но кто об этом знает в широких массах?.. Катит на тебя лавина с горы. Училищный электрик Лебедь на все жалобы ребят и учителей говорит, что от образования околеть нельзя. Не изящно, конечно, оформлена мысль, но… пока действительно никто еще по фазе не сдвинулся.