Совершенно точно известно, что девяносто процентов невест нервничают в день свадьбы. Совершенно неизвестно, почему они нервничают. Возможно, это некий атавизм, пришедший из тех времен, когда жених мог не явиться на собственную свадьбу, отправившись между делом в крестовый поход или получив смертельную рану на дуэли. Впрочем, девяносто процентов женихов тоже нервничают, а это уж и вовсе непонятное явление.
Надо отдать должное Морису Эшкрофту — в этот солнечный день он являл собой совершенное спокойствие и хладнокровие, видимо, предпочтя войти в оставшиеся десять процентов новобрачных. Он стоял на ступенях, ведущих в мэрию Нью-Йорка, и смотрел вдаль. Серые брюки были безукоризненно отутюжены, фрак облегал широкие плечи и стягивал тонкую талию, в петлице трепетала белая роза, а по сравнению с сорочкой и галстуком даже альпийский снег показался бы копотью фабричных труб. Ветер слегка шевелил золотистые локоны, впрочем, надежно спаянные лаком для волос, на высоких скулах цвел нежный румянец, зеленые глаза были прозрачны и чисты, словно бериллы.
Жених практически не шевелился, и в толпе зевак, без которых не обходится ни одна свадьба, родилось предположение, что сейчас жених думает только об одном: когда же приедет его невеста.
На самом деле несколько молодых людей, а также целая группа дам, могли бы разъяснить неподвижность жениха, равно как и прозрачность его взгляда. Если же об этом спросили бы некую Стеллу Конгрив, танцовщицу известного ночного стрип-бара, она и вовсе дала бы исчерпывающие объяснения.
Дело в том, что начавшийся позавчера мальчишник плавно перетек во вчерашний пикник на природе, а затем и в ночь, предшествующую свадебной церемонии. Все это время Морис находился в основном в состоянии алкогольного забытья, которое сегодня утром естественным образом трансформировалось в жесточайшее похмелье. Теперь Морису было мучительно больно шевелить головой, вращать и просто моргать глазами, а также произносить любые звуки, кроме открытых гласных.
Урсула — в элегантном открытом платье цвета пьяной вишни, на высоченных каблуках и в гранатовом гарнитуре — металась по верхней площадке лестницы, нервно стряхивая пепел с длинной и тонкой сигареты. Чуть поодаль в складном кресле разместилась тетка Элеонора, ради праздничка облачившаяся в изумрудный брючный костюм, а на голову надевшая широкополую шляпу.
Ниже по ступеням располагались друзья жениха — их легко можно было узнать по иссиня-бледным и измученным лицам — и подруги невесты — их можно было узнать в основном по близнецам Сью, которые шныряли под ногами и уже успели связать между собой пышные ленты абсолютно одинаковых лиловых платьев мамы и тети Мэгги. Долли Браун отсутствовала, ибо должна была прибыть вместе с Дейзи. Часы показывали без четверти одиннадцать, а церемония была назначена на одиннадцать ровно, так что метания Урсулы являлись исключительно показательным мероприятием.
Без шести позволили себе заволноваться Сью и Мэг, без пяти один из близнецов захотел писать, а без двух минут перед мэрией остановился шикарный автомобиль, из которого вылезла злая и красивая Долли Браун, а за ней…
Жемчужное облако из кружев и перьев, складок невесомого муслина и неожиданной серебряной парчи, сияние жемчугов и стразов, туфельки, держащиеся на маленькой ножке лишь благодаря чуду и двум тонким серебряным шнуркам, каскад каштановых локонов, рвущийся на свободу из-под серебряной сеточки, лучащиеся счастьем карие глаза, нежные губы и золотистая россыпь веснушек на зарумянившихся скулах… Белые розы в тонких пальцах — и яркое солнце, заливающее серую каменную площадь, раскрашивающее все вокруг в цвета счастья и любви.
Даже Морис на несколько мгновений вышел из ступора и соизволил одобрительно прищуриться, а из группы товарищей жениха донеслось сдавленно-одобрительное мычание. Дейзи робко поднялась по ступеням, не сводя глаз с зеленоглазого красавца, протянула дрожащую ручку… Морис склонился над ее пальцами, и это вполне можно было считать подвигом с его стороны, потому что в голове у него в этот момент взорвались артиллерийские снаряды, а в глазах потемнело.
Потом процессия торжественно направилась внутрь величественного серого здания, и никто, конечно же, не видел невысокого темноволосого парня с худощавым и странно породистым лицом, чем-то похожего на Умного Лиса из сказки. Парень сидел на парапете, разделенный со свадебной процессией большим фонтаном, и лицо его было бесстрастно, однако он зачем-то закусил запястье. Когда невеста с женихом скрылись внутри, парень отнял руку — и стало видно, что он прокусил кожу до крови.
Феерическому появлению Дейзи на площади перед мэрией предшествовал грандиозный скандал, который закатила Долли Браун по поводу кандидатуры жениха. Долли сидела на столе, болтала ногами и пылко обличала Мориса Эшкрофта, в то время как Дейзи Сэнд в горделивом молчании сама облачалась в свадебное платье.
В конце обличительной речи Долли выпалила:
— И вообще, надо было выходить за Гаса Уиллиса! Вот!