«Тут я приступаю к запискам по садово-парковому искусству с целью разработки плана благоустройства территории аббатства Эрандел. Я буду включать сюда также любые ценные сведения, которые помогут усовершенствовать помещения в доме. Мы с мамой сегодня ходили к Хэтчарду и приобрели несколько книг по этим вопросам. Как оказывается, авторы едины во мнении, что прямым линиям, углам, квадратам и прямоугольникам нет места в природе и, следовательно, они неестественны в пейзаже. Если так, то кустарники в аббатстве подстрижены недопустимо ровно. Невозможно найти ни единой зеленой ограды, которую бы не обкорнали и не искромсали, вместо того, чтобы позволить ей расти в соответствии с тем, как это диктует природа. Видам, где есть изгибы и плавные линии, не хватает изящества. Я не знаю, что надо конкретно сделать, чтобы смягчить эту геометрическую строгость, и не уверена, что вообще что-то надо делать. Такое ли уж зло эти прямые линии, углы и тому подобное, чтобы беспощадно искоренять их? Ведь в поместье таких размеров, как аббатство Эрандел, несомненно, найдется место для разнообразных форм. Если я окончательно не устану задаваться такими вопросами, то, вероятно, продолжу свои упорные занятия. Если бы только мне не нужно было сегодня вечером встречаться с мистером Гастингсом и улыбаться».
Миранда отбросила бы все приличия и покинула бы гостиную, если б ее не перехватила мать. Миранда повернулась к бедной леди с выражением ярости на лице.
— Наглый тип! — произнесла она.
— О, не может быть, чтобы ты это о мистере Гастингсе! Говорят, он чрезвычайно мил.
— Он чрезвычайно нагл. Если хотите знать, он сообщил мне, что в настоящее время весьма заангажирован, чтобы думать о браке, но был бы счастлив опросить своих знакомых, не желает ли кто из них обладать мною, словно я просила его о такой милости!
— Может быть, ему просто хотелось быть вежливым, — запинаясь, предположила леди Трой.
— Как я и подозревала, у него было не больше желания знакомиться со мной, чем у меня — с ним.
— О, дитя мое, мне так жаль, но умоляю тебя, не обращай внимания на его развязность. Это прекрасный знак. Это означает, что он восхищен тобою.
— Если бы он был восхищен мною, то наверняка не позволил бы себе оскорблять меня.
— Вот тут ты и ошибаешься. Джентльмены никогда не оскорбляют дам, пока не восхищаются ими.
— Мне глубоко безразлично, восхищается ли он мною или нет. Дело в том, что я не восхищаюсь им. Я принесу свои извинения миссис Гастингс и пойду спать.
— Тебе нельзя уходить так рано! Это покажется очень странным. Табита будет оскорблена.
В этот момент к ним подошла миссис Гастингс. Судя по расстроенному выражению ее лица, она понимала: что-то не так.
— Дорогая Миранда, в чем дело?
За нее ответила мать:
— Мое дорогое дитя слегка не в духе.
— Боже! Чарльз будет удручен. Он всегда так тревожится, когда я не в настроении.
— Осмелюсь сказать, что в моем случае он быстро отойдет, — заметила Миранда с подчеркнутой иронией.
— Давайте не будем ничего ему говорить, — сказала его мать заговорщицким тоном. — Зачем беспокоить мальчика.
— Я с великим удовольствием не стану разговаривать с ним, — ответила Миранда, но заметив, как укоризненно посмотрела на нее мать, пожалела о своем сарказме.
В конце концов, наказания заслуживает сын, а не мать. Сама миссис Гастингс была воплощением доброты. Миранда ласково добавила:
— Прошу извинить меня. Я должна попрощаться и поблагодарить вас от всего сердца за ваше участие.
Миссис Гастингс сочувственно произнесла:
— Полагаю, виной всему духота закрытого помещения. Отдохните немного и, быть может, вы почувствуете себя достаточно хорошо, чтобы вновь присоединиться к нам. Слуга посветит вам по дороге к вашей спальне.