Подруга мента

— Сколько экономит на представительских шлюхах, везунчик, при такой-то второй половине.

В подобные моменты муж расцветал, задабривал и задаривал меня напропалую. Но и тогда я грустила, и тогда тяготилась ролью раздражителя. Нет, не дано мне быть женщиной ни для внешнего, ни для внутреннего пользования. Ничегошеньки у меня не складывается, я истосковалась по бездумности и беззаботности.

Моя сила не в слабости, а в том, что на уровень условного рефлекса я вывела сочетание физической и умственной активности. Ох, и помаялась я с собой. Но добилась. Хандрю, бичую себя выводами о тщете, суете и конечности существования и в то же время кручу педали велотренажера с маской на лице, веду хозяйство. Покончу с делами и обязательно возрадуюсь. Только за компьютер плюхаться в дурном настроении я так и не научилась. Но какие мои годы. Под этакую сурдинку я смыла грим, прибралась у себя и у Вика, пожарила мяса, накромсала овощей в салаты. А мыслями невольно переключилась на своих милиционеров. Долгонько я не додумывалась до элементарщины: Юрьев и Балков воспринимаются Измайловым как сыновья, как духовные последователи. Реалист Сергей допускает, что полковнику нужен уход, что он не монах. Идеалист Борис не желает делить Измайлова со мной. Его и Балков-то бесит. Забавно: Сергей показывает своих часто меняющихся девочек мне, а Борис в июне притащил единственную к Вику. Полковник благословил, и теперь Юрьев с нее, одобренной кумиром, пылинки сдувает.

— Не в моем она вкусе, — брякнула я, использовав лупу для изучения пухлогубого русоволосого объекта по оставленной Вику фотографии.

Измайлов попросил не взбадривать его бисексуальными намеками.

— Это не намеки, это потребность выяснить, из каких соображений ты порекомендовал красавчику Борису сию жабочку.

— Он же ее выбрал, — возмутился Вик. И вдруг его разобрало: — Поленька, я не претендую на право первой ночи, пусть Юрьев сам мудохается.

— А на право которой ночи ты претендуешь?

— Или считать, или любить, детка…

Он таков, когда спорится расследование. Однако уже одиннадцать вечера, еда остыла, я дважды проревелась, а ключ в недра замка не проникал. Я плеснула себе «Шардонне» и устроилась с сигаретой на диване в зале. Что ни говори, Измайловская команда была на недосягаемой высоте. Идея Бориса состояла из души и плоти. Душа — жажда справедливости и равновесия в добре и зле. Плоть — убежденность в том, что для щекотливых поручений Валентин Петрович использует определенную банду головорезов, следовательно, возможность нарваться на наших похитителей не исключена. Вик фанатично отстаивал требование превратить ухажера Балкова в ухажера надравшегося. Ему перечили, твердили, что это перебор. Он пустился в подробности, дескать, у садистов беззащитный, подвыпивший, но гонористый парень неизбежно вызовет импульс попинать себя ногами.

— Нет, на Руси окосевших не трогают, — талдычили ребята.

— И пьянствовать не пьянствовали, и в Руси не разбираетесь, — припечатал их многоопытный Измайлов. Потом хитро показал на меня и оскорбил для пользы дела: — К Полине трезвый не пристанет.

Я претендовала на протесты. Но они потупились и проголосовали за опустившегося алкоголика мне в партнеры. Потом они курили и ждали, не наябедничает ли Валентин Петрович на давешнюю шантажистку. Собирали людей в штатском, тягомотно их инструктировали. Расставляли, куда надо. Да, еще с начальством контактировали, докладывали о смысле и целесообразности акции. Пока сержанты брали для вида сопротивляющегося Балкова со круто сопротивляющиеся товарищи, остальные выковыривали из машины еще двоих знакомых Борису подонков…

Мысль моя сделала очередной виток… Я росла очень вредным ребенком. Не выносила, когда меня отрывали от книги и гнали за молоком. Мое высочество, видите ли, заранее нужно было предупреждать о поручениях. Я одевалась и полчаса стояла на лестничной площадке. Затем возвращалась и объявляла, что молока нет. Хлеба нет. Ничего на прилавках нет. И не будет, пока мой норов не учтут при составлении дневных планов. Недавно раскрыла свой мерзопакостный секрет родителям.

— Я тебя выдеру, — вскинулся папа.

— Не нападай на девочку, — вздохнула мама. — И без тебя отливаются кошке мышкины слезы, с полковником живет.

— Что полковник? Молитесь на него, безалаберные. Хоть к дисциплине приучит. А то распустилась со своим богачом. Позвонил однажды в полдень, а какой-то хмырь мне докладывает, что Полина Аркадьевна еще почивать изволят после презентации. Позор. А нынче я за Севушку спокоен. Такие правильные отчимы редки.

— Суворовское училище на дому, — взроптала мама. — Я отберу у них мальчика. Пусть гуляет, ест и играет без распорядка.

— Он пусть, — обрадовался папа перспективе ненормированного тисканья внука. — А Полинку оставим при полковнике. Может, женится.

— Ты не отец, ты негодяй, — осенило маму.

— Ты не мать, ты… Ты подружка ей, — взорвался папа.