Подруги

Гвинет уверена, стоит ей лишь заикнуться, и мистер Ликок будет принадлежать ей — и все оттягивает эту минуту, не произносит заветное слово. Так и влачат они свое существование, одинокие женщины, делая хорошую мину при плохой игре, придавая значение незначащей фразе, принимая рассчитанное сластолюбие за любовь, читая вожделение в мимолетном взгляде — надеясь, хотя надежды нет. Так старятся они в обманных лучах самообольщения, но, как знать, не лучше ли это, чем стариться в холодном свете жестокой правды.

28

В том углу квартиры, который служит спальней, Грейс собирается в дорогу. Иными словами — вытряхивает на пол содержимое комода, отбирает нужное и рассовывает по пухлым кожаным сумкам, обнаруживая столько же привязанности к старым драным трусикам, как к джемперу от Ива Сен-Лорана.

То и дело, роясь в тряпичных ворохах — как рылась девочкой в ворохах осенних листьев, — Грейс подносит к лицу кофточку или лифчик, понюхает и, если найдет, что дурно пахнет, либо выбросит в мусорное ведро, значит, вещь уже никуда не годится, либо, обильно спрыснув одеколоном, швырнет обратно. Хлоя, любуясь и осуждая, наблюдает.

Чем такая, как Грейс, берет Себастьяна? — размышляет Хлоя. Пролистай кипу женских журналов за целый месяц — и не найдешь ответа. Во всяком случае, не домашними добродетелями, и уж тем более не умением стать надежным и отдохновенным прибежищем среди житейского моря. Помимо строительного мусора, пол завален книгами, хлебными корками, неоплаченными счетами, мышеловками, винными пробками, порожними бутылками, коробочками из-под камамбера. По небрежно вытертым подтекам на полу видно, что в уборной недавно был засор. На балконе высится местами заскорузлая, местами блестящая конструкция, воздвигнутая Грейс из серебряной фольги от картонок, в которых отпускают на вынос еду в китайской кулинарии. Вот вам и художественный талант.

Грейс. Если тебя воротит от этого беспорядка, не смотри. Ты жалкое, малодушное, робкое существо — в мать пошла. Думаешь, если не наводить чистоту, никто тебя не полюбит.

Хлоя (кривя душой). Совсем не в том дело. Просто если не наводить чистоту, это кончится тифом.

Грейс (безмятежно). У нас и крысы водятся. Это должно произвести впечатление на суде. Я их подкармливаю.

Хлоя. Надо позвать других рабочих. Невозможно жить в такой обстановке.

Грейс. Надо? А как, скажи на милость? Откуда взять денег, пока рабочие не возместят мне убытки?

Хлоя. Грейс, у тебя должны быть деньги. Ты только что продала дом на Акейша-роуд.

Грейс. Все отдала Себастьяну. Он задумал снимать полнометражный фильм о забастовке на Уорикширских угольных рудниках в тридцать третьем году.

Хлоя (в ужасе). Грейс!

Сколько раз с точно таким же ужасом вырывалось у нее это слово. Возможно, Грейс и выкидывает свои коленца из желания услышать его? В устах Хлои оно звучит как набатный колокол.

Грейс. Себастьян считает, все равно это деньги Кристи, и, значит, их следует как можно скорее скормить обратно обществу, из которого он их выдоил.

Хлоя. Что за вздор!

Грейс. Ты полагаешь? Во всяком случае, я непременно получу их обратно. Я участвую в прибылях.

Хлоя. В каких прибылях? Не сходи с ума. Если ты собралась вложить деньги в кинокартину, то почему сначала не спросила у Оливера?

Грейс. Потому что я люблю не Оливера. Я люблю Себастьяна. И вообще, Оливер принадлежит к иному миру. Он слишком устарел. Что за обывательская у тебя душонка, Хлоя. Ты даже побелела вся.

Хлоя. А кто будет платить за обучение Стэнопа?

Грейс. Пожалуй, ему придется все-таки ходить в обычную школу. Ты довольна? Только имей в виду, это я не из принципа, а по необходимости.

Хлоя. Боже, даруй мне силы.

Это любимое Оливерово присловье.

Грейс. Не волнуйся ты так. Стивен сказал, сценарий прекрасный. И стоит вложить в него деньги. Он говорит, мир как раз созрел для фильмов протеста.

Хлоя. Но Стивен занимается не кинофильмами, а рекламой.

Стивен — брат Грейс. Ему двадцать семь лет.

29

1945 год, весна. Гитлер отступает. Эстер Сонгфорд непрерывно прибавляет в весе, несмотря на строгую карточную систему. Две унции масла в неделю, три — маргарина, одно яйцо и шесть унций мяса. Хлеб и картошку тоже дают по карточкам, как, впрочем, и почти все другие продукты. Только в моркови и капусте нет недостатка. Эстер, экономя топливо, варит их в той же воде.

— Переваливаешься с боку на бок, как старая корова, — говорит Эдвин, и Эстер плачет. Ей хотелось бы снова стать молодой, быстрой, стройной и не перемогаться все время. Хотелось бы стать похожей на Элен и нравиться мужу. Она принимает по ложечкам инжирный сироп в надежде, что это поможет. Ей кто-то сказал, что толстеют от горячей пищи, и она ждет, пока обед не остынет на тарелке, чем возмущает и раздражает Грейс. Грейс в эти дни раздражается по любому поводу.

Эдвин толкует про белки и углеводы, но Эстер ничего не хочет слышать. Неглупая, казалось бы, женщина, но к пище и к собственному здоровью относится крайне неразумно.