Подружка – кровь с молоком

– А теперь, – сказал господин Тепез, разводя руки в стороны, – давайте споём красивую песню «Трансильвания, родна инима мои».

Дака подавила стон: ведь «Трансильвания, родна инима мои» (что означало «родина моего сердца») состояла из четырнадцати куплетов.

Сильвания метнула в сторону сестры осуждающий взгляд и пожала плечами. Придётся им потерпеть. Они знали, что отец не уймётся до последнего звука последнего куплета. Но вообще-то это была красивая песня, и у Михая Тепеза всегда глаза были на мокром месте, когда он пел её со своими дочерьми. Сильвании и Даке тогда тоже становилось грустно. Но для этого хватило бы и пяти куплетов.

Когда отзвучала последняя нота, Михай Тепез вытер слёзы в уголках глаз. Разве не было великим счастьем иметь таких дочерей! Они и в Германии станут великолепными вампирами… или хотя бы полувампирами. В этом Михай Тепез был уверен. Ведь это было у них в крови.

Авиапочта

И во вторую ночь Сильвании и Даке было трудно заснуть. Просто было слишком темно. Они специально оставили свет включённым. Дака присела на корточки перед аквариумом и играла с Карлхайнцем, своей любимой пиявкой. Сильвания красила себе ногти нежно-лиловым лаком, который подсмотрела в журнале для девочек. Она бы с удовольствием проверила на себе и советы по макияжу, но это было не так просто. Её зеркальное отражение было мутным, словно в тумане. У Даки дело обстояло ещё хуже. А их отец вообще не отражался в зеркале. Как уже говорилось, быть вампиром – это не только преимущества.

Вдруг за оконным стеклом послышался глухой звук, как будто о стекло ударился мячик. Дака подняла голову:

– Тебе письмо.

Сильвания поболтала рукой с накрашенными ногтями, открыла окно другой и взяла из когтей летучей мыши, бессильно лежавшей на карнизе, записку. Затем она оставила летучей мыши моль на подкрепиться и закрыла окно. Потом села с запиской на свою кровать.

Дака краем глаза наблюдала за сестрой.

– Ну, что пишет твой возлюбленный?

– Богдан никакой мне не возлюбленный! – зашипела в ответ Сильвания. – И он пишет только, что в Бистрине хорошая погода и что в школе нет уроков истории, что его младшая сестрёнка проглотила муху и что… что…

– Что он по тебе ужасно скучает! – Дака театральным жестом схватилась за сердце.

Сильвания скрестила руки на груди:

– Ну и что? Я-то по нему не скучаю.

– Заскучаешь. Самое позднее завтра, когда некому будет нести твою школьную сумку, некому подсказать тебе по биологии и некому уступить тебе в полёте наперегонки.

– Не заскучаю. Кроме того, завтра нет биологии, а полётов наперегонки и вовсе больше не будет. Завтра, – сказала Сильвания и тяжело вздохнула, – начинается новая жизнь.

– Шлоц зоппо! Я же совсем забыла. У нас же теперь будут только скучные предметы вроде математики, немецкого языка и истории. А на физкультуре нам наверняка придётся делать эти смешные вещи вроде гимнастики или упражнений на снарядах. Бу-э-э!

В Трансильвании Дака всегда с удовольствием ходила в школу. Теперь у неё было предчувствие, что в Германии всё изменится к худшему. Она с тоской вспоминала о прощальной вечеринке в склепе Октавиана. Пришёл весь их класс, даже классная руководительница ненадолго заглянула. Спортивное объединение фристайл-полёта, в котором состояла Дака, и группа сайкато, в которой танцевала Сильвания, тоже были в полном составе. То был самый красивый и в то же время самый грустный праздник из всех, какие знала Дака. Нет, они обязательно слетают на каникулы в Бистрин и всех там повидают. Но это будет совсем не то, что жить там.[9]

Сильвания упала спиной на кровать.

– Я не понимаю, чего тебе надо. Это же так круто: мы можем ещё раз всё начать сначала. Как знать, каких друзей мы здесь найдём!

Дака задумчиво смотрела на сестру, нахмурив брови:

– Думаю, ты это не всерьёз, ведь нет?

– Всерьёз.

– Ну нет, уж лучше я буду тренировать полёт, чтобы как можно скорее одной полететь назад в Бистрин.

– Но ты ведь это не всерьёз?

– Ещё как всерьёз. Долго мне здесь не выдержать.

– А я останусь. И если ты сбежишь – я-то точно найду здесь друзей.

– Ты хочешь дружить с настоящими людьми?

– Да. А тебе, Дака, я бы посоветовала одно: не порти завтрашний день с самого начала.

– Я? Как ты могла такое подумать?

В гриппозном бреду

Когда утром в понедельник Армин Шенкель открывал ворота гаража дома № 24, он почувствовал, что ещё слабо держится на ногах. Всю последнюю неделю он пролежал в постели с гриппом. Но мужчина полагал, что фирма, на которую он работал вместе с другими двумя тысячами пятьюстами пятьюдесятью сотрудниками, не сможет долго обходиться без него. Кроме того, он уже чувствовал себя лучше благодаря уходу жены Янины. К тому же после недели, проведённой дома, он знал наизусть уже все пять дисков с детскими песенками своего четырёхлетнего сына Линуса. Пора уже было отправляться в офис, посмотреть, как там идут дела.