Подружки

Он замолчал, широко раскрыв рот: от умывальников раздался звук пощечины, который немедленно же покрыли ужасные крики.

— Вот тебе и на! — заявил герцог. — Практика после теории: дамская война!..

Весь ресторан уже услышал происходящее, и все бросились к месту битвы. Рабеф и Л'Эстисак первые открыли дверь в коридор.

Перед дверью во вторую умывальную комнату каталось и двигалось нечто живое и взъерошенное, и это нечто выло во все горло среди топота ног и рыданий; это нечто было живое: две сцепившиеся женщины, которые до такой степени переплелись друг с другом, что составляли уже только одно тело. Четыре руки исчезали среди двух потоков, рыжего и черного; колени усиленно толкали друг друга, и острые зубы так укусили одно из плеч, что брызнула кровь. В двух шагах отсюда, среди клочьев корсажа, валялась на полу разорванная шляпа.

— Растащите их! — крикнул кто-то.

Рабеф, который остановился в остолбенении, бросился теперь вперед, широко раскрыв руки. «Растащите их!» Легко сказать!.. Он колебался, и за это время сражающиеся успели сделать последнее, решительное усилие. И он увидел, как движущееся и вращающееся нечто вдруг развалилось. Двойное объятие ослабело. Черноволосая женщина вынырнула из груды. Она подмяла под себя соперницу — рыжеволосую — и кончила сражение, сдавив ей горло и уминая живот. Побежденная защищалась теперь только отчаянными ударами ногтей и выла. Рабеф подался еще вперед, наклонился, обхватил обеими руками победительницу и оторвал ее. Потом он повернулся и передал ее Л'Эстисаку.

— Подержите-ка эту, — сказал он. — Может быть, другая по-настоящему нуждается в моей помощи.

Л'Эстисак с любопытством приподнял одной рукой густой покров распущенных волос, опустившихся на лицо. Он увидел лицо Селии, покрытое кровоточащими царапинами и перекошенное от бешенства. Глаза ее пылали. Рот был дико раскрыт и видны были все зубы. Ничего ровно не осталось от обычной мягкости черт ее лица, чудесным образом ставших жесткими и жестокими. Рука Л'Эстисака поддерживала и удерживала ее руки, чьи мускулы были все еще напряжены и не хотели сдаться. Но наконец, под напором его руки, она внезапно ослабела. Три раза судорога прошла по ее обессилевшему телу. И Селия чуть не упала навзничь в ужаснейшей истерике. Рабеф, все еще стоявший на коленях подле лишившейся чувств Жолиетты, вынужден был вернуться к Селии, которая билась в конвульсиях. И то самое полотенце, которое колотило по щекам побежденной, обвилось теперь вокруг висков победительницы.

Теперь герцог, скрестив руки, смотрел на поле битвы.

— Ну что, старина! — сказал он через мгновение. — Очень хороши они, ваши отважные и готовые на смертоубийство животные? Вы все еще считаете полезным и необходимым любовный инстинкт?

Рабеф, наклонившийся над Селией, которую он поддерживал, поднял нос.

— Вот еще! — сказал он. — Смею вас уверить, сейчас я готов обойтись и без него!.. И все же — эта фурия прелестна… И в душе — я видел ее вчера — она ласкова, как ягненок. Она очень мне понравилась, уверяю вас. Бедная девочка!.. Помогите-ка мне перенести ее в один из кабинетов.

Он старательно смачивал ее пылающий лоб.

Придя наконец в себя, Селия тяжело приподнялась на диване, куда ее положили. Подле нее была одна маркиза Доре.

— Наконец-то! — сказала маркиза.

Селия, как бы не доверяя своей памяти, взглянула на нее. Потом, вспомнив все, она внезапно и резко поднялась:

— Где она?

— Кто?

— Она!.. Ведь вы прекрасно знаете кто. Эта женщина!..

Маркиза пожала плечами:

— Силы небесные!.. Есть о чем беспокоиться! Ее нет здесь, не ищите ее. Ее увезли в коляске. Вы умеете хорошо отделывать людей, когда вы за это принимаетесь!

Румянец потоком залил щеки победительницы:

— Она получила свое, правда? О, когда я укусила ее, я слышала, как она запросила прощенья! У меня весь рот был полон ее крови!

— Дикарка!..

Селия вздрогнула и снова побледнела.

— А он? — прошептала она, помолчав.

— Пейрас? Он отправился с ней, разумеется. Признайтесь же, что он не мог бросить ее!

— О!..

Она и не удерживала слез. Доре всплеснула руками, как бы в отчаянии:

— Ну вот, она и разревелась. Но вы просто сумасшедшая! Ведь не воображали же вы, что вернете его к себе, под ваше одеяло, тем, что изуродуете его новую кралю?

Ответа не было. Селия уткнулась в одну из подушек дивана и тихо плакала.

В дверь кабинета постучали:

— Можно войти?

Л'Эстисак и Рабеф возвратились узнать, что нового.

— Превосходно! — заявил врач. — Вот и реакция. Через четверть часа все будет в полном порядке. Счастье было на вашей стороне, юная Селия!.. Видимо, Марс помогал вам. Из такой перепалки вам следовало выйти не иначе как с выбитым глазом!.. Вашей противнице придется проваляться в постели не меньше двух недель.

Он повернулся к маркизе:

— Вы проводите ее домой, не так ли? И посидите у нее?

— Нет, — заявил Л'Эстисак, — мне пришла в голову другая блестящая мысль. Ведь мы собрались к Мандаринше — возьмем ее с собой. Что, она курит опиум?

За Селию ответила Доре:

— Нет.

— Ну так три или четыре трубки превосходнейшим образом успокоят ее. Не так ли, доктор?