Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Главное сдѣлано, а остальное подождетъ, — сказалъ Кожуховъ вставая, причемъ лицо его приняло менѣе страдальческій видъ.

Въ это время вошелъ Могутовъ и, поклонившись, подошелъ къ столу. Кожуховъ отвѣтилъ легкимъ кивкомъ головы и, не подавая руки, стоя опершись пальцами одной руки объ столъ, вопросительно посмотрѣлъ на Могутова.

— Извините, что безпокою васъ. Моя фамилія Могутовъ и я имѣю къ вамъ личную просьбу. Быть-можетъ я пришелъ не во время, то дозвольте придти въ другой разъ. Я былъ у васъ на квартирѣ, но вашъ человѣкъ послалъ меня сюда, — сказалъ Могутовъ.

— Я не имѣю времени на домашніе пріемы не въ воскресные и табельные дни. Готовъ слушать васъ здѣсь, — сказалъ Кожуховъ, не измѣняя позы.

— Я хотѣлъ вопросить васъ, Петръ Ивановичъ, помочь мнѣ найти работу. У меня здѣсь нѣтъ знакомыхъ. Васъ перваго пришлось, увидѣть при въѣздѣ сюда узнавъ, что вы сами были студентомъ, я и рѣшился безпокоить васъ моею просьбою.

Кожуховъ былъ недоволенъ. Ему не нравились слова Могутова, не нравилась форма; наложенія. Онъ думалъ видѣть въ немъ тонкаго іезуита, зараженнаго громаднымъ самолюбіемъ и пострадавшаго отнюдь не за какой-либо принципъ или правило, а за желаніе-бытъ главою молодежи для своихъ личныхъ цѣлей, но плохо разсчитавшаго ходы. Онъ думалъ услышать отъ него, пожалуй, тоже самое, не выраженное не такъ, а хотя въ слѣдующемъ родѣ: «Я былъ привезенъ подъ непосредственное ваше наблюденіе, а потому счелъ долгомъ явиться къ вамъ, засвидѣтельствовать свое почтеніе и покорнѣйше просить обратить ваше вниманіе на меня. Я осмѣливаюсь просить васъ объ этомъ потому, что въ лицѣ вашемъ имѣю удовольствіе видѣть человѣка, окончившаго курсъ въ университетѣ,- слѣдовательно, бывшаго студента, къ счастью, не поддавшагося увлеченію молодости, какъ имѣлъ несчастіе сдѣлать я», и т. д. Онъ думалъ услышать бойкій говоръ, съ гордымъ, самоувѣреннымъ видомъ на лицѣ говорящаго, но вмѣсто того услышалъ отрывистыя фразы, произнесенныя монотоннымъ, черезчуръ ровнымъ голосомъ, безъ всякой робости и подобострастія. И это при постороннемъ слушателѣ!..

— Какую работу вы желаете имѣть? — спросилъ Кожуховъ сухо.

— Мнѣ оставалось три мѣсяца до окончанія курса въ институтѣ; занимался я хорошо, могу составлять проекты заводскихъ и жилыхъ построекъ, могу быть техникомъ на фабрикѣ, могу чертить и заниматься перепиской… Кромѣ того я кончилъ гимназію съ медалью и могу быть репетиторомъ или взять на себя приготовленіе къ поступленію въ высшія реальныя училища. Не угодно ли вамъ посмотрѣть мой гимназическій аттестатъ и свидѣтельство института? — закончилъ Могутовъ, подавая бумаги.

— Вѣрю, не беря бумагъ, — сказалъ Кожуховъ. — Я магу предложить вамъ мѣсто переписчика въ канцеляріи его превосходительства.

— Я не могу служить.

— Если я предлагаю, то можете, — садясь сказалъ Кожуховъ и началъ перелистывать бумаги на столѣ, не глядя на Могутова.

— Я потому не могу, что далъ слово никогда не служить, не быть чиновникомъ, — сказалъ Могутовъ.

— Такъ-съ! — протяжно сказалъ. Кожуховъ. — Это вы такой зарокъ дали руководствуясь наукой и опираясь на правду жизни, — да?

— Я далъ слово покойному отцу. Онъ много пострадалъ на службѣ… Можетъ-быть онъ ошибался, когда бралъ съ меня слово, но я далъ, слово и долженъ, сдержатъ его.

— Друігаго занятія я вамъ предложить не могу, — сказалъ Кожуховъ и потомъ, обратясь къ Фридману, продолжалъ:- Я могу приступить къ вашему дѣлу, господинъ Фридманъ.

Фридманъ, когда началъ Кожуховъ говорить съ Могутовымъ, отошелъ въ глубь присутствія, сѣлъ на стулъ и, винувъ изъ кармана свертокъ бумагъ, углубился въ нихъ. Услышавъ теперь слова Кожухова, онъ подошелъ къ столу и сѣлъ на одно изъ креселъ.

— Извините, что я обезпокоилъ васъ, Петръ Ивановичъ. Я хотѣлъ обратиться къ вамъ какъ къ человѣку, а не какъ къ правителю канцеляріи начальника губерніи, — сказалъ Могутовъ и, поклонившись, медленно пошелъ жъ двери.

— До свиданья;- сказалъ Кожуховъ улыбаясь. — Перемѣните ваше слово, тогда могу помѣстить васъ въ канцелярію и даже чиновникомъ… Каковъ гусь? — обратился онъ въ Фридману, когда Могутовъ вышелъ.

— А кто они? — спросилъ Фридманъ, употребляя всегда множественное число вмѣсто единственнаго въ третьемъ лицѣ.

— Гусь!.. Знаете гусей, которыхъ мужички хворостиной прогоняютъ на базаръ?… Это одинъ изъ нихъ. Сколько глупаго гонору, какіе взгляды на міръ, какіе великіе принципы исповѣдуютъ!.. Гуси, а не люди — современная молодежь, — продолжалъ улыбаясь, но съ замѣтною раздражительностію, Кожуховъ. Ему не казались слова Могутова обидными, чтобы на нихъ разсердиться, чтобы за нихъ выгнать изъ присутствія, — они произнесены были съ оттѣнкомъ грусти, спокойнымъ голосомъ, безъ замѣтнаго желанія употребить ихъ въ видѣ брани, и Кожухову было только немного неловко отъ нихъ.

— А что вы имѣете спросить? — спросилъ онъ Фридмана послѣ короткаго молчанія.