Оттуда мы направились в отель «Дюпон» в Уилмингтоне. Одна знакомая привела нас на чашку чая в отделанный красным деревом укромный уголок почти феодального поместья, где от серебряного чайного сервиза робко, словно извиняясь, отражался солнечный свет, были сдобные булочки четырех сортов, четыре абсолютно одинаковые дочери в одежде для верховой езды и хозяйка дома, слишком энергично оберегавшая очарование минувшей эпохи, чтобы разлучаться с детьми. Мы сняли большой старинный особняк на реке Делавэр. Квадратная форма комнат и размах колонн должны были действовать успокаивающе и придавать нам здравомыслия. Во дворе росли унылые конские каштаны и белая сосна, изогнувшаяся так же красиво, как на японском рисунке кисточкой.
Мы съездили в Принстон. Там появилось новое общежитие в колониальном стиле, но в кампусе был всё тот же учебный плац с вытоптанной травой, словно предназначенный для романтичных призраков «Легкого Кавалериста Гарри» Ли и Аарона Бёрра[35]. Мы полюбили сдержанные очертания старинного кирпичного Нассо-Холла[36], который по-прежнему представляется оплотом старых американских идеалов, полюбили луга и ильмовые аллеи, полюбили университетские окна, распахнутые навстречу весне – распахнутые навстречу всему, что есть в жизни, – правда, лишь на мгновение.
В отеле «Кавалье» в Вирджиния-Бич негры носят штаны до колен. Городок подчеркнуто, театрально южный, не особо поощряющий новизну, зато там расположен лучший пляж в Америке; в то время, еще до постройки коттеджей, там были дюны, и лунный свет, спотыкаясь, падал на песчаную зыбь вдоль набережной.
Отправившись в путь в следующий раз, мы, столь же растерянные и непоседливые, как и прежде, совершили дармовую поездку на север, в Квебек. Предполагалось, что мы напишем о ней. «Шато-Фронтенак» сплошь состоял из игрушечных каменных сводов – ни дать ни взять замок оловянного солдатика. Сильный снегопад приглушал наши голоса, огромные, как сталактиты, сосульки на низких крышах превращали город в ледяную пещеру. Мы почти всё время проводили под гулкими сводами нашего номера, вдоль стен которого стояли лыжи: тамошний инструктор пытался привить нам хорошее отношение к лыжному спорту, хотя кататься мы не умели. Впоследствии его в том же качестве взяло под свое крыло семейство Дюпонов, и он сделался пороховым магнатом или кем-то в этом роде.
Решив вернуться во Францию, мы провели ночь в гостинице «Пенсильвания», манипулируя новыми радионаушниками и прислугой; уже к вечеру там можно было превратить костюм в кусок льда. И всё же нас поражали автономные гостиничные номера с ледяной водопроводной водой, которые могли функционировать, даже если их осаждала толпа репортеров. Мы крайне редко поддерживали связь с внешним миром, и в такие минуты нам казалось, что мы очутились на переполненной станции метро.
Наша гостиница в Париже имела треугольную форму и фасадом выходила на квартал Сен-Жерменде-Пре. По воскресеньям мы сидели в Deux Magots и смотрели, как люди, благочестивые, точно оперный хор, входят в старинные двери аббатства, или наблюдали за французами, читавшими газеты. За кислой капустой в Lipp велись долгие разговоры о балете, а бесплодные часы восстановления сил заполнялись прогулками вдоль книжных и журнальных развалов на пронизывающе сырой аллее Бонапарта.
Путешествовать стало уже не так интересно. Во время следующей поездки, в Бретань, мы остановились в Ле-Мане. Тем знойным летом сонный городок плавился от жары, и в гостиничной столовой обедали только коммивояжеры, по-хозяйски передвигавшие свои стулья по не покрытому коврами полу. Вдоль дороги на Ла-Боль росли платаны.
В отеле «Палас» в Ла-Боле, среди всеобщей элегантной сдержанности, мы чувствовали себя грубиянами. На пустынном сине-белом пляже загорали дети, был отлив, и море отступило достаточно далеко, чтобы они могли рыться в песке в поисках крабов и морских звезд.
1929
Мы уехали в Америку, но там в отелях не останавливались. Вернувшись в Европу, мы до утра остановились в Генуе, в залитой солнцем гостинице «Бертолини». Ванная там была отделана зеленым кафелем, чисткой и утюжкой одежды занимался очень вежливый служащий, и можно было разучивать балетные па, вместо перекладины используя спинку медной кровати. Было приятно увидеть, как на террасированном склоне холма воюют за место под солнцем бурно распускающиеся бутоны ярких цветов, и вновь почувствовать себя иностранцами.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги