Подшофе

Так вот, если бессонница неизбежна, ее первые признаки обычно появляются, когда вам под сорок. Ваши драгоценные семь часов сна резко сокращаются до двух. Остаются – если повезет – первая ночная «сладость сна»[51] и последний глубокий сон под утро, но между ними возникает зловещий промежуток, который постоянно увеличивается. Это период, о котором написано в Псалтыри: «Scuto circumdabit te veritas eius: non timebis a timore nocturne, a sagitta volante in die, a negotio perambulante in tenebris»[52].

У одного моего знакомого расстройство сна началось с мыши; что до меня, то я предпочитаю винить во всём одного-единственного комара.

Мой приятель в одиночку приводил в порядок свой загородный дом и в конце утомительного дня обнаружил, что единственным спальным местом является детская кровать – довольно длинная, но по ширине подходящая разве что младенцу. Короче говоря, он плюхнулся на эту кроватку и вскоре забылся сном, но при этом невольно свесил одну руку вниз. Несколько часов спустя он проснулся – как ему показалось – от булавочного укола в палец. Он вяло шевельнул рукой и вновь задремал – чтобы вновь проснуться от того же ощущения.

На сей раз он зажег лампу – и увидел, что в окровавленный кончик пальца впилась маленькая кровожадная мышка. Мой приятель, по его словам, «вскрикнул», хотя, скорее всего, он испустил истошный вопль.

Мышь отпустила палец. А ведь она собиралась сожрать человека, причем не спеша – так, словно он спал беспробудно. И теперь ему грозила опасность перестать спать вообще, даже урывками. Приятель, ставший жертвой мыши, сидел на кровати совершенно измученный и весь дрожал. Он думал о том, как бы поместить кровать в клетку и спать в этой клетке до конца своих дней. Однако той ночью заказывать клетку было уже поздно, и в конце концов он задремал, после чего то и дело просыпался от страха: ему снилось, будто он – Крысолов, чьи крысы повернули обратно и гонятся за ним.

С тех пор он не может уснуть, если в комнате нет кошки или собаки.

А моя встреча с ночными вредителями произошла в период крайнего изнеможения: слишком много взятых на себя обязательств, стечение обстоятельств, сделавшее работу вдвое тяжелее, болезнь внутри и рядом – как известно, беда не приходит одна. Ах, как долго я планировал выспаться после завершения всех своих дел, с каким нетерпением ждал возможности отдохнуть в постели, мягкой, как облако, и надежной, как могила! Даже приглашение отужинать a deux с Гретой Гарбо оставило бы меня равнодушным.

И всё же, получи я такое приглашение, мне следовало бы его принять, ибо ужинал я в одиночестве, а вернее сказать, сам служил ужином одинокому комару.

Просто поразительно, насколько один комар может быть опаснее тучи этих насекомых. К нашествию насекомых можно подготовиться, а вот один комар становится индивидом – отвратительным, наделенным губительной способностью биться не на жизнь, а на смерть. Сей индивид – совершенно один – появился в сентябре на двадцатом этаже нью-йоркского отеля, такой же нежданный гость, как броненосец. Его появление было связано с тем, что штат Нью-Джерси сократил ассигнования на осушение болот, после чего он в числе других представителей молодого поколения своей семьи вынужден был наведываться в соседние штаты в поисках пропитания.

Ночь выдалась теплой – однако после первого столкновения, после неудачных попыток прихлопнуть противника, тщетных поисков, нанесения ударов по собственным ушам с опозданием на долю секунды я решил воспользоваться старинным рецептом и с головой укрылся простыней.

И продолжение старой истории не заставило себя ждать: укусы сквозь простыню, снайперские уколы в незащищенные места на руке, удерживающей простыню на месте, натягивание одеяла на голову с последующим удушьем, затем – изменение душевного состояния, сна уже ни в одном глазу, бешеная, бессильная ярость, и наконец – повторная охота.

С нее началась маниакальная стадия: ползание под кроватью с торшером вместо фонаря, обход комнаты, показавший, что насекомое отступило на потолок, и атака с завязанными узлом полотенцами, полученное при этом ранение – Боже мой!

После этого ненадолго наступило выздоровление, о котором, по-видимому, знал мой противник, ибо он нагло устроился неподалеку от моей головы – но я вновь промахнулся.

Наконец, еще через полчаса, в течение которых нервы напряглись до крайней степени настороженности, была одержана пиррова победа, и на деревянном изголовье кровати появилось расплывшееся пятнышко крови – моей крови.

Как я уже писал, я считаю, что той ночью, два года назад, было положено начало моей бессоннице – ведь тогда я понял, каким образом один бесконечно малый, не подлежащий измерению элемент может помешать уснуть. У меня возникло, выражаясь несколько архиачным языком, «сомнение в собственной способности спать». От этой неуверенности я сделался мнительным. Я пил, не ежедневно, но много, и в те вечера, когда я не употреблял спиртного, мысли о том, гарантирован ли мне ночной сон, лишали меня покоя задолго до того, как наставало время ложиться спать.