С появлением Интернета все упростилось. Педофилы быстро овладели этим бесподобным инструментом, который позволял им не только действовать инкогнито, но и манипулировать добычей с помощью хитроумных ловушек.
Но Александр Берман не обеспечил себе абсолютной мимикрии, потому что Вероника никак не могла родить ему ребенка. Это было недостающее звено, благодаря которому он стал бы и впрямь выше любых подозрений, поскольку отец семейства не интересуется чужими детьми.
Криминолог подавил естественное негодование и закрыл досье, изрядно пополненное за последние часы. Нет, он не станет больше читать. Сейчас ему хочется лишь лечь в постель и забыться сном.
Кто, если не Берман, мог быть Альбертом? Хотя им еще предстоит как-то увязать его с кладбищем рук и пропажей остальных пяти девочек, чьи трупы пока не найдены, но едва ли кто другой мог заслужить звание мясника.
Но чем дольше Горан думал об этом, тем больше его одолевали сомнения.
В 20:00 Рош официально объявит о поимке маньяка в переполненном зале пресс-центра. Горана теперь мучила эта мысль; фактически она свербит в мозгу с того момента, как они открыли тайну Бермана. Неясная, словно туман, мысль коварно приютилась в уголке сознания. И в этой тени продолжала пульсировать, показывая, что никуда не делась. И только теперь, в тишине дома, Горан решил осмыслить ее во всей полноте.
«Что-то не складывается в этой истории… По-твоему, Берман невиновен? Да нет, виновен, конечно, он же педофил. Но он не убивал этих девочек. Он ни при чем… Откуда такая уверенность?»
И как раз когда эта мысль оформилась в его сознании, Горан посмотрел на часы: до восьми, до пресс-конференции, всего несколько минут.
Роша надо остановить.
Старший инспектор созвал весь цвет журналистики, как только узнал про новый виток в деле Бермана. Было официально заявлено – он не желает, чтобы СМИ получали сведения из вторых рук, из неофициальных источников, где их могут переврать. Но на деле его беспокоило, что сюжет просочится по другим каналам и вся слава достанется не ему.
Рош мастерски водил репортеров на коротком поводке. Поэтому пресс-конференции он всегда начинал с опозданием на несколько минут, давая понять, что шефа опергруппы задерживают неотложные дела.
Рош наслаждался шумом из конференц-зала рядом с его кабинетом; это было своего рода энергетической подпиткой его эго. Эти несколько минут он спокойно сидел, положив ноги на стол, который унаследовал от предшественника, под чьим началом служил много лет – слишком долго, на его взгляд, и потому без лишней щепетильности он спихнул его восемь лет назад.
В дверь постучали.
– Войдите. – Рош повернул голову к двери.
Переступив порог, Мила уловила самодовольное выражение на лице старшего инспектора и спросила себя, какого черта она ему понадобилась.
– Агент Васкес, хочу лично поблагодарить вас за неоценимый вклад в данное расследование.
Мила наверняка бы смутилась и покраснела, если б не понимала, что это лишь прелюдия к тому, чтобы избавиться от нее.
– Я не так уж много сделала, господин инспектор.
Рош взял со стола нож для разрезания бумаги и начал острием чистить ногти. Не отрываясь от своего занятия, рассеянно произнес:
– Напротив, вы были нам весьма полезны.
– Мы так и не установили личность шестой девочки.
– Установим, как и все остальное.
– Господин инспектор, я прошу разрешения дать мне хотя бы день-другой для завершения работы. Я уверена, что добьюсь результата.
Рош выпустил нож, убрал ноги со стола, встал и направился к Миле. Одарив ее лучезарной улыбкой, он взял ее за правую руку, все еще забинтованную, и пожал ее, не замечая, что делает ей больно.
– Я говорил с вашим шефом, сержантом Морешу, он заверил меня, что вы получите заслуженное вознаграждение за вашу работу.
С этими словами он подвел ее к двери:
– Желаю вам счастливого пути, агент Васкес. И не забывайте нас.
Мила кивнула. Что тут скажешь?.. В мгновение ока она оказалась за порогом, дверь за ней захлопнулась.
Надо бы обсудить ситуацию с Гораном Гавилой: наверняка он не в курсе ее внезапного отъезда, но он уже уехал домой. Несколько часов назад она слышала, как он давал по телефону указания насчет ужина. Судя по его тону, он разговаривал с ребенком лет восьми-девяти. Они собирались заказать пиццу.
Мила поняла, что у Горана есть сын. Может, есть и женщина, которая разделит приятный вечер с отцом и сыном. Она почему-то почувствовала зависть к этой женщине.
На выходе она сдала жетон и получила конверт с билетом на поезд. На сей раз никто не станет провожать ее на вокзал. Надо будет вызвать такси, в надежде, что ее начальство оплатит расходы, и заехать в мотель за вещами.