Подсказчик

Последнее слово, произнесенное Милой по телефону, будто отворило дверь в сознании криминолога. Он встал со стула и начал расхаживать по кухне:

– Продолжай.

– Он хотел что-то продемонстрировать. Например, то, что он хитрее.

– Что он лучше всех. Явный эгоцентрик с синдромом нарциссизма и личностными отклонениями. Так, рассказывай про шестую.

Мила опешила.

– Но мы ее не знаем.

– Все равно рассказывай. Говори то, что знаем.

Мила отложила блокнот. Придется импровизировать.

– Ладно, попробую. Лет столько же, сколько Дебби, раз они подружки. Двенадцать примерно. Это подтверждает и анализ обызвествления кости.

– Так. Что еще?

– Согласно акту судмедэкспертизы, она умерла не так, как другие.

– А как? Напомни.

Она полистала запись в блокноте:

– Он отпилил ей руку, как и остальным. Но в крови и в тканях у нее обнаружена смесь сильнодействующих препаратов.

Горан попросил ее повторить названия лекарств, перечисленных Чангом. Антиаритмики типа дизопирамида, ингибиторы АПФ, бета-блокатор атенолол.

Это его настораживало.

– Что и меня настораживает, – сказала Мила.

У Горана Гавилы мелькнуло подозрение, что эта девушка умеет читать мысли.

– На совещании вы сказали, что Альберт сократил сердечный ритм и одновременно уменьшил давление, – продолжала Мила. – А доктор Чан добавил, что целью его было искусственное замедление кровопотери, чтобы смерть была долгой.

…искусственно замедлил кровопотерю, чтобы смерть была долгой. Не иначе хотел насладиться зрелищем.

Искусственно замедлить кровопотерю. Чтобы она умирала как можно дольше.

– Понятно. Что ты можешь сказать о ее родителях?

– Каких родителях? – не поняла Мила.

– Плевать я хотел, что ты ничего не написала в своем дурацком блокноте! Говори, что думаешь, черт тебя дери!

«Откуда он знает про блокнот?» – спросила себя Мила, растерявшись. И начала рассуждать:

– Родители шестой девочки не пришли вместе со всеми на сдачу анализов ДНК. Мы не знаем, кто они, поскольку от них не поступало заявления о пропаже.

– Почему не поступало? Может быть, они еще ничего не знают?

– Маловероятно.

Искусственно замедлить кровопотерю.

– Или у нее не было родителей? Может быть, она одна на свете? Может, до нее никому дела нет? – перечислял варианты Горан.

– Нет, у нее есть семья. Она такая же, как все, помните? Единственная дочь, матери за сорок, супруги решили завести только одного ребенка. Преступник не изменяет себе, его настоящие жертвы – матери, ведь у этих женщин, скорее всего, детей больше не будет. Он мстит семьям, а не детям.

– Верно, – одобрительно произнес Горан. – И что тогда?

Мила подумала:

– Он бросает вызов нам. Ему нужен этот вызов. Такой же вызов, как с кровными сестрами. Вот в чем загадка. Он испытывает нас.

Чтобы она умирала как можно дольше.

– Если родители есть и все знают, то почему не заявили о пропаже? – настаивал Горан, блуждая взглядом по кухонному полу, в поисках ответа.

– Потому что боятся.

Произнеся эту фразу, Мила как будто осветила ею все углы комнаты. И тут же почувствовала щекочущий спазм в ямке.

– Боятся чего?

Ответ стал прямым следствием того, что Мила сказала перед этим. Собственно, он был ему и не нужен, разве что оба хотели облечь эту мысль в слова, чтобы ухватить ее, не дать ей раствориться в воздухе.

– Ее родители боятся, что Альберт может причинить зло им.

– Каким образом, если она уже мертва?

Искусственно замедлить кровопотерю. Чтобы она умирала как можно дольше.

У Горана подкосились ноги. Мила, наоборот, вскочила на ноги.

– Он не замедлил кровопотерю. Он остановил ее.

Следующие реплики прозвучали хором.

– О господи! – сказала она.

– Да, – подтвердил он. – Она еще жива.

11

Девочка открывает глаза.

Делает глубокий вдох, словно вынырнув из морской пучины, а множество маленьких невидимых ручек тянут ее обратно на дно. Но она изо всех сил старается остаться на поверхности бодрствования.

Внезапный спазм в левом плече приводит ее в себя.