Подсказчик

И только ему удавалось успокоить ее.

Он приходил в ее комнату и связывал ей руки шелковой косынкой, чтобы ей не было больно. Она уже вырвала у себя почти все волосы, на лице зияли полосы запекшейся крови, появляющиеся всякий раз, когда она впивалась ногтями себе в щеки.

«Джозеф, — спрашивала она, когда он гладил ей лоб, — скажи мне, что я — хорошая мать. Скажи мне, прошу тебя».

И он, глядя в ее наполняющиеся слезами глаза, отвечал ей согласием.

Джозефу Б. Рокфорду было тридцать два года. До смерти ему оставалось еще восемнадцать. Незадолго до этого они уже обращались к одному известному генетику за разъяснениями по поводу того, придется ли и ему разделить участь своих предков. Исходя из еще недостаточных на тот период познаний в области генетически наследуемых болезней ответ прозвучал весьма туманно: вероятность того, что этот редчайший синдром может активизироваться в нем с самого рождения, составляла приблизительно сорок-шестьдесят процентов.

С той поры Джозеф жил, имея перед собой только этот предельный показатель. Все оставшиеся годы были всего лишь «этапами приближения». Точно так же, как болезнь его матери. По ночам этот огромный дом сотрясали нечеловеческие вопли, передаваемые эхом больших комнат. Скрыться от них было невозможно. После многомесячной вынужденной бессонницы Джозеф стал ложиться спать с затычками в ушах, только бы не слышать этого крика.

Но и это не помогало.

Однажды он проснулся часа в четыре утра. Ему снился сон, но он не смог его вспомнить. Но не это было причиной его пробуждения. Он уселся на кровати, пытаясь понять, что это было.

В доме стояла непривычная тишина.

И Джозеф все понял. Он встал, надел брюки, свитер с высоким горлом и свою зеленую куртку Barbour. Затем он вышел из спальни и прошел мимо закрытой двери комнаты матери. Спустился по внушительным мраморным ступеням и через несколько минут оказался на улице.

Пройдя по длинной аллее поместья, он подошел к воротам его восточного крыла, которыми обычно пользовались поставщики и прислуга. Для него это была граница мира. В детстве во время своих вылазок они вместе с Ларой много раз пробирались сюда. Несмотря на то что сестра была намного моложе, она, демонстрируя завидную храбрость, выражала неизменное желание выйти наружу. Но Джозеф всегда отступал. Почти год назад Лара покинула дом. После того как девушка нашла в себе силы переступить эту границу, о ней больше не было никаких вестей. Ему очень не хватало ее.

В то холодное ноябрьское утро Джозеф несколько минут простоял неподвижно перед воротами. Затем он стал карабкаться наверх, чтобы перелезть через них. Когда его ноги коснулись земли, его охватило новое чувство: грудь Джозефа распирало от щекотки, распространявшейся по всему телу. Он впервые ощутил, что такое восторг.

И он пустился в путь по асфальтированной дороге.

Утренняя заря заявила о себе слабыми проблесками на горизонте. Окружавшая молодого человека природа была настолько похожа на природу его поместья, что на мгновение Джозефу показалось, что он на самом деле и не покидал тех мест и что ворота были всего лишь иллюзией, потому что целое мироздание начиналось и заканчивалось здесь, и всякий раз, когда он переступал эту грань, все начиналось снова, оставаясь всегда похожим на самое себя, и так — бесконечно.

Нескончаемая цепь абсолютно идентичных параллельных миров. Рано или поздно прямо перед ним на тропе возникнет его дом, и он снова убедится в том, что все это только обман.

Но этого не произошло. И постепенно, уходя все дальше и дальше, Джозеф осознавал, что смог преодолеть этот барьер.

Кругом — ни души. На горизонте не видно ни машин, ни домов. Звук его шагов по асфальту был единственным человеческим следом среди пения птиц, возвещавших о начале нового дня. Ни единого дуновения ветра, что колышет деревья. Казалось, они пристально следили за его передвижением, словно он был чужаком. Джозефу так хотелось поприветствовать их. Леденящий воздух имел привкус. Привкус инея, сухой листвы и зеленой травы.

Солнце теперь уже больше чем обещание. Оно скользило над лугами, разрастаясь вширь и в длину, словно масляное пятно. Джозеф не смог бы сказать с точностью, сколько километров он прошел. У него не было конкретной цели. Но именно в этом и была вся прелесть: для него это не имело никакого значения. Ноющие мышцы ног пульсировали. Он даже и не подозревал о том, что боль может быть такой сладостной. Его тело переполняли силы, а легкие — воздух. Должно быть, именно эти две переменных величины имели решающее значение для всего остального. Но на этот раз он не захотел задумываться о сути вещей. Вплоть до этого дня сознание имело для Джозефа решающее значение, всякий раз преграждая ему путь под видом разных страхов. И сколько бы еще неизведанного ни поджидало его вокруг, за эти недолгие мгновения он уже понял, что кроме опасности в нем может таиться и нечто очень ценное. Такое, как удивление и восхищение.