Подсказки пифии

Рослый мужчина на водительском сиденье сразу завел мотор и вывел машину с парковки. Для шофера и агента по найму квартиры Гила Беркович была просто богатая шведская дама украинского происхождения, интересовавшаяся иконописью. Она платила семьдесят евро в сутки за пятикомнатную квартиру на Михайловской, возле Майдана, в эту сумму входила аренда джипа с четырехколесным приводом – машины, которую никогда не останавливала местная милиция. Даже если ехать по улице с односторонним движением навстречу потоку прямо у них на глазах.

Она знала, как устроена здешняя жизнь. Можно всё. Лишь бы у тебя были деньги.

Люди сделают что угодно, лишь бы прокормиться, и положение сейчас было особенно благоприятным – в стране разразился жестокий экономический кризис. Такой, что кризис в Западной Европе по сравнению с ним – просто рябь на поверхности. Здесь каждый день заработная плата уменьшалась на тридцать процентов.

Когда автомобиль покинул район аэропорта, она задумалась о том, что год за годом видела в городах этой страны. Хаос экономической предприимчивости не переставал изумлять ее. Лет десять назад она подтвердила свою гипотезу: человек в нищете будет делать, что скажут, и не станет задавать вопросов, лишь бы компенсация была достаточно высока.

Объектом эксперимента тогда стала молодая одинокая женщина, которая уже трудилась на двух работах, но едва сводила концы с концами. Она связалась с этой женщиной и предложила ей чуть меньше двух евро в час за то, что та каждое утро будет стоять на указанном перекрестке и регистрировать, сколько детей прошли мимо нее без сопровождения взрослых.

Первую неделю она ездила туда проверять, действительно ли женщина находится на “рабочем месте” в оговоренное время – и та всегда оказывалась там. Потом она сделала несколько выборочных проверок – и каждый раз женщина со своим черным блокнотом оказывалась на перекрестке, независимо от того, шел ли проливной дождь или бушевала метель.

Подтвердив свою гипотезу о том, что безнадежность можно купить на выгодных условиях, она приложила ее к людям, чье сознание было чернее, а отчаяние – еще глубже. Теория и тут сработала без осечек.

Она задумчиво смотрела в окно. Контактное лицо в Киеве не было исключением. Лицо звалось Николай Тимощук. Коля. Отчаявшийся человек, который знал: деньги – единственный язык, на котором невозможно солгать.

Пока они ехали по трассе, ведущей в город, она вынула телефон и набрала номер Коли. Доверие между ними покоилось на взаимной уверенности в том, что предлагаемое денежное вознаграждение абсолютно равноценно рискам. Или, как она сама предпочитала формулировать: вознаграждение должно быть настолько высоко, чтобы риски рассматривались как нечто второстепенное.

В ходе длившегося всего десять секунд разговора Коля уяснил, какие приготовления он должен сделать к завтрашнему дню. Вопросов у него не возникло.

Когда автомобиль остановился возле дома, она отпустила шофера. Пара мятых купюр сменили владельца, и пассажирка с водителем пожали друг другу руки.

Она отперла дверь квартиры, и на нее наконец нахлынула волна усталости. Предчувствуя приступ головокружения, она положила руку на сердце, а потом в него воткнулась боль.

Лицо свело судорогой, в глазах зарябило. Обхватив себя за грудь, она почувствовала, как ломаются накладные ногти. Опершись о дверной косяк, она досчитала до тридцати. Головокружение и тяжесть в груди постепенно сошли на нет.

Через несколько минут приступ миновал. Она прошла в гостиную и поставила сумку на диван. Воздух был затхлый, словно внутри человека, и, распаковывая вещи, она зажгла крепкую папиросу – из тех, что купила в аэропорту у женщины с узловатыми руками. Выкурить душный запах того, кто жил тут до нее.

Через пять минут она стояла у открытого окна гостиной и смотрела на узкую, в выбоинах Михайловскую, извивающуюся тремя этажами ниже.

Она отвела штору и посмотрела вверх, поверх крыш. Безоблачное ночное небо было высоким и холодным. Осень здесь короткая, и зима уже ощущалась в воздухе.

Так, значит, это конец, подумала она. Возвращение туда, где все когда-то началось.

Она едва помнила названия здешних мест, но помнила Турильдсплан, Данвикстулль и Свартшёландет. Она все еще ощущала вкус последнего мальчика. Скользкий вкус рапсового масла.

А до этого – дети, которых так и не нашли. Поросшие лесом острова Мёйя, Ингарё, парк Тюреста, пролив Норртельевик.

Были и девочки. В лесах на Фэрингсё, на дне озера Мальмшён, в камышах Дювиксудда. Всего более пятидесяти детей.

Большинство – украинцы, но были и белорусы, и молдаване.

Она научилась быть мужчиной. Мертвый датский солдат и мужские половые гормоны помогли ей в этом превращении, которое началось, когда она оставила своих отца и братьев.

Она все-таки стала сильнее своего отца.

Она глубоко погрузилась в свои мысли и не сразу услышала, что звонит оставленный на журнальном столике мобильный телефон. Но она знала, о чем будет разговор, и не торопилась ни ответить, ни докурить сигарету.

Человек на том конце сказал именно то, чего она от него ожидала. Одно-единственное слово.