Подслушано

– Мы же откуда берем примеры для подражания? Из фильмов. А в фильмах все держится на конфликте, иначе не интересно будет смотреть. Книги? Там то же самое, еще опишут такого из себя принца. И нигде не сказано, что принцы чавкают за столом и чешут свой за.. затылок.

– Но женщина должна быть идеальной даже в жизни. Ухаживать за собой, следить за фигурой, прекрасно готовить, дома сохранять стерильную чистоту, а дети у нее обязаны быть записаны во все кружки.

– Еще у нее два образования, она работает, а в свободное время печёт торты на заказ.

– Слушай, и некоторым ведь реально это удается. Я знаю таких эталонных дам. Только не знаю, стоит ли им позавидовать или посочувствовать.

– Ведь всегда найдется женщина моложе.

– Или красивее.

– Или та, у которой три диплома и один из них по массажу. Слушай, а у тебя есть что-нибудь пожрать? А то брют нас сейчас добьет.

– В холодильнике есть яйца и колбаса. Сделаем плов?

– Отчего ж не фуа гру?

– Кефир закончился.

– Тащи лучше колбасу.

– Люсь, мне кажется, она не очень.

– Еще бы! Она у тебя цвета айхо.

– Вероятно, потому, что она с корпоратива. Я сама после него цвета айхо была.

– Признайся, ты хотела меня отравить.

– Если б так, то я приготовила бы свою фирменную паэлью. Или кофе с коньяком. Однажды мы отмечали Новый год с Лизкой. Проснулись утром первого января. Вернее, днем первого января. Она попросила сделать ей кофе с коньяком. А я не знала, сколько именно алкоголя кладут в кофе и почему-то не догадалась спросить. Наверняка, потому что было первое января, и соображала я туго. И вот, думаю, налью мало: она скажет, что я – жадина. Ну щедрая Женечка и сделала один к одному. В итоге Лиза, сама того не желая, заодно похмелилась. А я на тот момент уже с хирургом встречалась, мне реально коньяка не жалко было. Золотое было время: коньяк и конфеты дома не переводились.

– Могу себе представить. Надеюсь, это был не единственный его плюс?

– Нет, конечно. Еще он мог померить пульс и давление, пощупать живот и сделать искусственное дыхание.

– И трепанацию черепа.

– Знаешь, однажды ночью он меня чуть не убил.

– Кошмар! Докторишка-маньячишка.

– Во сне ему привозят пациента. Больной дает остановку сердца. А врачу, стало быть, надо его снова завести. Поэтому доктор со всей силы наносит ему прекардиальный удар, потом ещё и ещё. Наяву же мой хирург лупил по середине кровати. Меня спасло то, что я люблю спать на краю.

– Классический пример профдеформации. Начальники дома не могут переключиться и тиранят близких, учителя занудствуют и в жизни.

– Политики врут сами даже сами себе. Семья айтишников и дома между собой общается через мессенжеры.

– Что ты включила? Почему под Новый год мы смотрим передачу про японских гейш?

– Мы не смотрим, мы общаемся, это просто фон. Хочешь, переключусь на музыкальный канал?

– Опаньки, сказали, что максимальный рост гейши сто пятьдесят шесть сантиметров. Так, что ты как раз могла бы быть самой высокой гейшей.

– Не могла бы.

– Это почему? Гейши ведь – не проститутки. Они предназначены для духовного общения с мужчинами. Послушай вот: начитанные, образованные, талантливые, умеют поддержать разговор об искусстве. Прямо как ты.

– Забыла, что я совсем не знаю японского языка? И тогда остается всего один способ общения с мужчинами. А это уже проституция чистой воды.

– Кстати, Жень, ты помнишь, у меня была авария во дворе?

– Это сейчас вот не очень кстати, но допустим.

– Ну вот, я ж недавно сменила работу и тот водитель Шкоды, которую я задела, теперь мой коллега.

– Представляю, как он счастлив, что ты теперь паркуешься рядом с ним не только у дома, но и рядом с офисом. А знаешь, какая у меня была самая глупая авария?

– Перепутала газ и тормоз?

– Нет.

– Право и лево?

– И снова нет.

– Переднюю и заднюю скорость?

– Опять мимо. Я заезжала за Нинкой, мы собирались в клуб, время было позднее. Я припарковалась, ждала, когда Нинка выйдет, копалась в телефоне. Ну она выходит, садится в машину, и я, не глядя, сдаю назад. Там же не было машины, когда я парковалась, правильно? И чувствую – «бам». Ну все, накрылся наш поход по клубам медным тазом. Из машины выходит парень и, главное, ничего не говорит. Разводит руками, качает головой, будто это немой фильм, и просто выражением лица и жестами спрашивает: «Как? Как ты смогла это сделать?». Но нам крупно повезло, другой водитель был бухой, а с ним была еще компания таких же, и они отпустили нас с миром, даже денег не взяли. Вот.

– Да ну, все аварии глупые, умных-то не бывает.

– Это точно! Плесни мне колдовства в хрустальный мрак бокала. Сколько же мы с тобой уже дружим? Лет двадцать. Ты помнишь, Людовик, как в юности мы с тобой юбками в подъезде менялись?

– Ага, нам мамы не разрешали брать друг у друга вещи, а так хотелось разнообразия, не в одном и том же все время ходить.

– Вот, а я недавно разбирала шкаф и знаешь, сколько у меня платьев? Двадцать восемь. Это после зачистки. Двадцать восемь, Карл! А мне снова нечего носить. И еще мне кажется, что я была гораздо счастливее, когда у меня была всего одна приличная юбка, не считая школьной формы.