Подснежник. Повесть о Георгии Плеханове

Сконфуженный своим долгим и неловким раздеванием, он делает вид, будто специально не торопился в воду, аккуратно складывает в стороне одежду, выпрямляется, разводит в сторону руки — вдох, выдох, наклон, приседание, вдох, выдох, наклон, приседание…

Никуля, Васятка и Гунявый, разинув от удивления рты и блестя круглыми животами, неподвижно стоят в реке и молча смотрят на своего барина.

— Жоржа, ты чегой-то? — сглотнув слюну, спрашивает наконец Васятка.

— Лихоманка его забирает! — «догадывается» Гунявый. — А может, сам родимец. Гля, как закручивает.

Вся троица осеняет себя крестным знамением, чтобы «отогнать родимца», но тот «засел», видно, в барчуке крепко-накрепко: «Жоржа» кидается в полосатых своих исподниках оземь и, лежа на спине, начинает мелко дрыгать ногами, а потом и вовсе загибает их назад и в таком положении застывает.

Деревенские мальцы холодеют от страха.

— Никак, помер? — испуганно говорит Васятка.

Все трое выходят на берег и боязливо, с опаской приближаются к «покойнику».

— Преставился, — хлюпает носом Васятка, — царство небесное…

— Теперича постреляем вволю, — ощеривается Гунявый и тянет руку к господским штанам, — теперича пистоль наша…

И вдруг «Жоржа» резко вскакивает на ноги и заливается счастливым смехом:

— Дурачье! Это же гимнастика!

— Ну, Жоржа! Ну, испужал! — басит Васятка на радостях, что молодой барин остался живой.

А Никуля, склонив по привычке своей голову набок, смотрит на барина с любопытством и с большим-большим интересом.

Насладившись столь неожиданно проявившейся властью над деревенскими приятелями, Жорж подходит к обрывчику и по всем правилам, как учили старшие братья, прыгает в воду «рыбкой» — головой вниз.

— Важно! — восхищенно говорит Васятка.

— Старшие барчуки еще ловчее мыряют, я сам видел, — бурчит всегда недовольный и во всем сомневающийся Гунявый.

Никуля молчит. Дождавшись, пока барин вынырнет, он становится на обрывчике на то же самое место, где только что стоял «Жоржа», и, стараясь повторять все его движения, бросается в реку, отчаянно вытянув вперед руки.

Но прыжок не получается — Никуля звонко шлепается о воду животом. Фонтан брызг поднимается над речушкой.

— Гы-гы-гы! — потешается на берегу Гунявый. — Никуля-Акуля, лягушка-квакушка, поймай комара!

Улыбается и Васятка.

И только Жорж, стоя в воде, строго смотрит на несчастного Никулю, который, согнувшись и потирая руками ушибленный живот, вылезает на берег.

— Перестань сейчас же, — обрывает Жорж Гунявого. — Сперва сам научись, а потом будешь над другими смеяться.

Подбадриваемый барином, Никуля медленно отводит руки назад и прыгает в речку. Уже получилось лучше — брызг меньше. Характер у Никули упрямый, да и очень хочется ему научиться у барина делать все быстро и ловко, и он настырно повторяет прыжки один за другим. Васятка ревниво наблюдает за Никулей, а Гунявый тревожится — ему уже ясно, что теперь первым «стрелить» достанется не ему.

Так оно и получается.

— Молодец! — кричит наконец Жорж после очередной, самой удачной попытки и, достав из кармана штанов хлопушку-пистоль и коробку с пистонами, протягивает их Никуле: — Стреляй!

Никуля прижмуривает один глаз, наводит хлопушку двумя руками на дальний лес и нажимает курок: ба-бах!

— У-ух-ты! — делает круглые глаза от восторга Васятка. — Важно стрелил!

— В кого попал? — усмехается Гунявый. — В зайца али в медведя?

— В хромого лешего! — радостно кричит Васятка.

Никуля молчит. Он снова старательно целится в кого-то, только ему одному видимого: ба-бах! ба-бах!! ба-бах!!!

— Жоржа, дай мне скореича! — прыгает на одной ноге Васятка. — Мочи нет больше терпеть, как стрелить хочется!

Жорж, бросив на Гунявого выразительный взгляд, протягивает пистоль. Лицо у Гунявого вытягивается от обиды.

Васятка счастлив. Закрыв оба глаза, он стреляет — ба-бах! — и от полноты чувств роняет пугач на землю.

Гунявый не выдерживает и, нагнувшись, быстро поднимает пистоль.

— Моя, что ль, теперь очередь? — хмуро спрашивает он.

— «Бабки» давай! — требовательно говорит Жорж.

Гунявый протягивает барину горсть «бабок». Потом, заложив в пугач сразу несколько пистонов, неожиданно наводит его прямо на Васятку.

Васятка пятится от него.

— Не смей! — кричит Жорж. — Не смей в человека целиться!

Гунявый злорадно ощеривается и спускает курок. Трах-рах!! Тарарах!!! Слишком много пистонов оказалось одновременно в пугаче. Сверкнуло пламя, и пистоль разлетается на куски. Обожженный слегка Васятка испуганно приседает на траву.

В два прыжка подскакивает Жорж к Гунявому и обеими руками сильно толкает его в грудь. Гунявый валится на Васятку и в страхе закрывает лицо. Он знает — в драке с «Жоржей» лучше не связываться. Все барчуки в драке на руку дерзки и быстры, а «Жоржа» особенно.

— Как ты посмел в него стрелять? — сжимает Жорж кулаки. — Как ты посмел?

— Она же не взаправдашняя, пистоль-то, — хнычет Гунявый. — Не гневайся, барин…

Жорж вытаскивает из кармана «бабки» и швыряет их Гунявому.

— Вот тебе все твои «бабки»! — задыхаясь от гнева, говорит он. — И не смей больше являться на усадьбу, слышишь? Не смей!

Потом он поворачивается к Никуле и Васятке: