— Павел, — спрашивал Жорж у Аксельрода, — у меня не выросли еще крылья? Нет?.. Значит, скоро вырастут. Я летаю — понимаешь, летаю в полном смысле этого слова. Своими разговорами, своим доверительным тоном он поднимает меня над землей, возвышает буквально все мысли и чувства. Какая жалость, что Маркс умер так рано… Общение с Энгельсом стоит десятков тысяч лекций и сотен университетов. Марксизм воистину объединил и вобрал в себя все предшествовавшие ему человеческие знания и создал высочайшую из когда-либо существовавших наук — науку коммунистического преобразования человеческого общества.
Глава двенадцатая
1
Связь с Россией!
Связь с Россией!!
Связь с Россией!!!
Все что угодно за связь с Россией.
Ничего не жалко отдать за связь с Россией.
Любой ценой наладить связь с социал-демократическими кружками в России, оборвавшуюся с разгромом группы Благоева.
Мысли эти двадцать четыре часа в сутки сидели в голове. Они не давали покоя ни днем ни ночью. Он думал о связи с Россией наяву и во сне, во время еды, на прогулках, работая над очередными рукописями, разговаривая с людьми, читая книги, отдыхая, составляя конспекты и планы, отвечая на письма своих многочисленных корреспондентов.
Они жили с Верой Ивановной Засулич все там же, во Франции, в деревушке Морне, на самой швейцарской границе (в Швейцарию, к семье, Плеханова полиция не пускала), в двухэтажном деревенском домике с красной черепичной крышей.
На второй этаж со двора вела деревянная лестница. Это было любимое место Жоржа. Утром, выйдя из дома, он садился с книгой на ступени (то выше, то ниже) и углублялся в чтение.
Во дворе появлялась Засулич. Плеханов тут же закрывал книгу.
— Вера Ивановна, когда же у нас будет связь с Россией?
— Я думаю об этом, Жорж, не меньше, чем вы.
— Но ведь пока еще ничего не сделано практически.
Вера Ивановна молча смотрела на Плеханова. Короткая, почти солдатская, а вернее — арестантская, стрижка бобриком, нездоровый цвет лица, печальные глаза, усы обвисли вниз — орел в клетке… Засулич знала, что Жорж сильно тоскует по семье, по детям, и особенно по маленькой Машеньке, которая росла без отца. (Иногда лишь удавалось вырвать у полиции разрешение поехать в Женеву на день, на два. Больше побыть дома не удавалось — приходил жандарм и требовал покинуть Швейцарию.)
Засулич жалела Плеханова. Но ничего нельзя было сделать — орел вынужден был сидеть в клетке сложа крылья. Могучий интеллект расходовался только на теоретическую работу. Практически же ситуация не поддавалась изменению.
Вздохнув, Вера Ивановна уходила в дом — в тихий, провинциальный дом под красной черепичной крышей в забытой богом глухой французской деревушке Морне на швейцарской границе.
Сказать, что орел сидел в Морне, совсем уж сложив крылья, было бы, конечно, неправильно. Крылья расправлялись. Иногда широко и мощно. И шум их взмахов был слышен многим.
На деньги Кулябко-Корецкого выпустили только один номер «Социал-демократа». Потом появился другой русский меценат — Гурьев. Его помощь оказалась более продолжительной — на гурьевские капиталы удалось издать уже целых четыре сборника. Большинство статей принадлежало перу Плеханова. Обложенный швейцарской полицией в Морне, он копил силы, и звуки его голоса доносились до России.
Прежде всего в новом «Социал-демократе» было опубликовано обширное исследование о Чернышевском. Впервые в мировой социалистической литературе «узник из Морне» (так называл себя теперь Георгий Валентинович) выяснил отношение Чернышевского к учению Маркса и Энгельса и раскрыл для русского читателя преемственную связь между философским наследием великого революционного демократа, одного из предшественников марксизма в России, и социал-демократическим движением русского рабочего класса.
Одновременно с этим в статье с позиции научного социализма было убедительно доказано, что общинный социализм раннего Чернышевского теперь принадлежит уже к той эпохе в истории социализма, которая должна считаться отжившей. (Впоследствии статья была специально переделана в книгу для немецкого социал-демократического издательства Дитца. Немецкий рабочий читатель впервые подробно узнал о философском творчестве Чернышевского. Фридрих Энгельс написал по этому поводу автору: «Заранее благодарю Вас за экземпляр Вашего „Чернышевского“, жду его с нетерпением».)
Еще в «Социал-демократе» были напечатаны воспоминания «Русский рабочий в революционном движении», в которых «узник из Морне» рассказывал о первых русских рабочих-революционерах, своих соратниках по стачкам на петербургских фабриках, рецензии на книги Успенского и Каронина, обзор «Всероссийское разорение».
Но все это — статьи, воспоминания, рецензии — было литературой, теорией. Требовались поступки, действия — активные и решительные.
Требовалась связь с Россией.
— Вера Ивановна, мы с вами в этой французской глуши прохлопаем царствие небесное…
— Что вы имеете в виду?
— Вы слышали, что в России появилась новая социал-демократическая группа?
— А вам откуда это известно?
— Да вот пишут добрые люди из благословенного отечества…