Подснежники

И Таисья Григорьевна плясала. Стан прямой, как свеча, руки слегка разведены, в правой зажат платочек — от пляски мелко сотрясается грудь, а ноги знай говорят свое.

— Эх, ношла-поехала-а! — крикнул Степан Степанович.

Гармошка заиграла еще задорнее…

— Что-то душно здесь, пройтись, что ли.

Елена Никитична вышла из-за стола, за ней — Люба. В передней оделись, накинули платки поверх пальто. На улице — темень, пахнет снегом, мокрыми прутьями, звезды дрожат на влажном мартовском небе, и как будто с самых звезд сыплется звонкая капель.

— Давай прогуляемся, — предложила Елена Никитична.

Пошли по узкой тропинке в рощу. Впереди Елена Никитична, за ней Люба.

— Кажется, пахнет почками, — Люба понюхала воздух.

— Рано больно захотела, — усмехнулась Елена Никитична.

— Честное слово, пахнет!

Снег становился глубже, впереди начинались сугробы. Люба хотела что-то сказать, обернулась и увидела, что Елена Никитична стоит, прислонившись к дереву… «Тоскует, — поняла Люба. — Вспомнила своего Ванюшку. Неудивительно. За столом такие разговоры были… Все ведь только о себе думают…» Она отошла немного подальше, отвернулась. И тут какой-то странный звук донесся справа, из-за деревьев. Тонкий, скулящий, то ли писк, то ли мяуканье…

— Любка! Волки! — прошептала Елена Никитична.

Действительно, вой! Только теперь он слышался с другой стороны… И снова заскулили справа.

Люба представила расстояние, отделяющее их от волков. Да, недалеко. Дрожь пронизала колени.

— Пошли! — шепнула Елена Никитична.

Люба повернула назад но тропинке. Теперь она была первой, Елена Никитична едва поспевала за ней. Ноги вязли в глубоком рыхлом снегу. Разноголосый хор заскулил где-то совсем близко.

— Люба! Подожди! Куда ты так несешься? — крикнула сзади Елена Никитична.

Люба заставила себя остановиться. Пошли рядом. Волки выли то с одной, то с другой стороны. Но вот наконец и первые строения. С облегчением вошли в калитку. Елена Никитична старательно заперла ее за собой.

Из летней кухни, где был накрыт стол, еще неслись голоса, пиликала гармошка, женщины наперебой выкрикивали частушки, лихо взвизгивали. На крыльцо выскочила Сима.

— Кто там у детей? — спокойно спросила Елена Никитична.

— Пошла Нюра, да я вот бегу на сменку, ей плясать хочется, а мне уж надоело.

— Идите вы, девчата, спать, — сказала Елена Никитична. — Я сама у детей посижу. Что-то мне сегодня не спится.

…Любу разбудили чуть свет.

— Вставай скорей, гости приехали!

— Какие гости? Я спать хочу.

— Вставай, говорю! Тебя зовут, вставай! — тормошила Сима.

Оказалось, рано утром прикатила целая машина гостей: секретарь горкома, с ним еще несколько человек, приехала и новая воспитательница — специалист. В коридоре Люба неожиданно наткнулась на Павла Титыча и Генку.

— Корифеям педагогики привет! — Генка взмахнул рукой. — Да здравствует второй Макаренко!

— Замолчи! Какой Макаренко? Здесь же младенцы! — фыркнула Люба.

— А мы к вам, Любовь Михайловна, — заулыбался Павел Титыч. — По приглашению, так сказать, горкома. Отметить решили женский праздник, поздравить вас! Заодно и проверить качество э-э… педагогической работы. Посмотрим, посмотрим, как тут у вас идут дела.

— Ой, что вы, Павел Титыч, какое там качество! Это ведь крошки совсем. Да много ли сделаешь с ними за семь месяцев.

— Ничего, ничего. Семь месяцев, это не шутка!.. — И Титыч назидательно поднял свой пухлый указательный палец.

— А вот и подарочек! Почтеннейшая, прими! От души поздравляю!

Генка низко склонился, протянул пачку нот. Люба взглянула: детские песни! Целых шесть сборников!

— Где тебе удалось раздобыть?! Это же богатство!

— Где было, там нет!

Генка широко улыбнулся, отбросил ладонью свой залихватский чуб. Подскочила Сима, шепнула:

— Скорее, Елена Никитична зовет!

И, конечно, стрельнула глазами на Генку. Побежали вместе.

Младшая группа завтракала. Дети сидели за низенькими столиками, пили какао. Как всегда, на груди у каждого была пристегнута полотняная салфетка. Елена Никитична с гостями стояла в дверях.

— Вот наш музыкальный работник, — представила она Любу.

Человек в гимнастерке, немолодой, с обветренным, почти бурым лицом, взглянул как-то искоса, будто со стороны. Потом шагнул вперед, рывком пожал руку.

— Дегтярев. Значит, это вас рекомендовал директор музшколы? Честно говоря, я-то представлял вас иначе.

Второй гость усмехнулся:

— А ты думал, Титыч выдаст кого-нибудь посолиднее? Ему самому кадры нужны…

Люба поглядела на высокого, в хорошо сшитом костюме мужчину. В волосах — респектабельная седина. И даже белоснежный уголочек платка высовывается из грудного кармана. Давно забытый, довоенный парад. Гость поймал взгляд Любы, слегка поклонился, пожал руку.

— Доктор Бачурин…

— Нет, что вы, — певуче, ясным голосом заговорила Елена Никитична. — К чему нам посолиднее? Да я Любу ни за что не отпущу! Сработались, куда уж лучше! Сами увидите! Вот закончат дети завтрак, дадут вам целый концерт.