Люба вспыхнула. Заметались, перебивая друг друга, сразу несколько мыслей. Значит, будут слушать пение ребят. Ужас! Ведь специально не готовились, да и чего там слушать? А этот высокий, оказывается, знаменитый доктор — ларинголог. Еще до войны за него голосовали в Верховный Совет. Депутат. А другой, Дегтярев, секретарь горкома партии. Что там Титыч про нее наговорил?.. Кстати, упоминали о кадрах, значит, музыкальная школа открывается. Может быть, и училище? Как же быть с учебой?.. Ой, о чем это я? Как бы сегодня-то не опозориться!
Заметила, что доктор Бачурин, прищурившись, заложив руки за спину, наблюдает за ней.
— Так я пошла, Елена Никитична, подготовиться надо.
Елена Никитична обняла ее за плечи, отвела в сторону, прошептала:
— Не робей, Люба. Давай всю новогоднюю программу: Красную Шапочку и все прочее. Весь наш утренник.
— Да ведь забыли, наверное. Не репетировали!
Елена Никитична улыбнулась:
— Плохо все-таки ты знаешь детей. У них память хорошая. Не подведет!
Она отошла.
В старшей группе шли уже приготовления: ребята переоделись в праздничные костюмы, а Таисья Григорьевна сидела и причесывала каждого по-особому, как ей казалось лучше. К ней тянулась целая очередь.
— Так, Витюшенька! Волосики пряменькие, гладкие. Теперь ты похож на зайку… В кармане у тебя платочек, не забывай нос вытирать…
— А я? Я на кого похож?
— Ты у нас герой. Вот я сделаю тебе пробор, как у летчика… А Саша — кудрявый. Не головка, а одуванчик. Подойди поближе Сашенька…
Вбежала Люба.
— Ой, Таисья Григорьевна! Где костюмы? Красную Шапочку будем петь…
— Да что вы волнуетесь, Любовь Михайловна? Артисты все дома, сейчас и нарядимся… Где наш волк? Волк, где ты?
— Я-о, — толстым голосом ответил Алеша. — Здесь стою-у!
— Вот вам, пожалуйста. Как на сцене. Волк, Красная Шапочка, зайцы! Подойдите ко мне!
Люба отправилась в зал, надо было еще самой припомнить все мелодии, кое-что проиграть заранее…
И с той самой минуты, как начался утренник, Любу не покидало чувство удивления: ребятишки выходили, говорили стихи, пели песенки, вовремя выступал хор, все шло как по маслу. Даже когда она сама, забывшись, не сыграла какое-то вступление, маленькие артисты все равно выбежали и затянули свою песенку, Люба вовремя подхватила.
Ребята с упоением разыгрывали старинную сказку о Красной Шапочке. Алеша-волк рычал, загребал своими когтистыми лапами, зайцы его очень боялись и нарочно пели тихими, дрожащими голосами. Даже когда произошел небольшой конфуз — два маленьких зайца разбежались в разные стороны, случайно зацепились друг за друга, ступня за ступню, и упали, — это было воспринято зрителями как придуманный веселый трюк… Дети хохотали, много смеялись и гости.
Наконец последняя песня, самая любимая, про тайгу, и дети под музыку, группа за группой, покинули зал. Гости хлопали им вслед.
В зале стало тихо. И гости и хозяева — все уселись в углу, около окошка.
— Ну как? — спросила Елена Никитична. — Какое у вас впечатление?
— Хорошее, — уверенно кивнула головой новая воспитательница, очень пожилая женщина, с коротко подстриженными, совершенно седыми волосами. — Меня тут пугали, — она взглянула на Бачурина, — что воспитательной работы никакой, словом, дикари. И что же я вижу? Дети свободно двигаются, говорят, даже поют! Просто очень приятное впечатление.
— А заметили, как они пели? — заговорил Павел Титыч. — Возьмем, к примеру, песенку про тайгу. Начали детишки пиано, совсем пиано. И чистенько, я удивился даже. Словно описывая тайгу, чащу и тому подобное. А потом такое крещендо дали!
Павел Титыч сощурился, воздел руки, показывая, какое крещендо сделали ребята.
— Это уж заслуга Любовь Михайловны, нашей студентки. Недаром я рекомендовал!.. Кстати, Любовь Михайловна, с осени пожалуйте в училище, за учебу, знаете ли, за учебу! И в музыкальной школе для вас планируем класс. Вот такие дела!
— Как это? — запротестовала Елена Никитична. — Отбираете? Нет уж, не пущу!
— Да ведь осенью вы сами в город переедете, — заметил доктор Бачурин. — Помнится, так ведь мы решили на бюро горкома? Так что Любовь Михайловна сможет приходить к вам, проводить занятия, как и прежде.
— Перееду в город с тем условием, если наше прежнее помещение оставите в качестве дачи, — твердо заявила Елена Никитична. Видно было, что сейчас она высказывает давно продуманную мысль. — Летнее помещение нам необходимо. Да и без подсобного хозяйства тоже нам не прожить! Сами понимаете, товарищ Дегтярев!
— Ого! — Дегтярев расхохотался. — Ну и хозяйка! Проявляете частнособственнические интересы, дорогая хозяюшка! Так и запишем!
— Да уж как хотите, товарищи, записывайте, а я от своего не отступлю! — Елена Никитична разволновалась, красные пятна выступили на щеках.
— Ладно, подумаем, — сказал секретарь.
Он бросил взгляд на ручные часы, переглянулся с Бачуриным.
— Что-то не едут, кого мы поджидаем!
— Обещали в два. — Бачурин тоже поглядел на часы.
— А кто еще едет? — встревожилась Елена Никитична.
— Да ничего особенного, не волнуйтесь. Шефы ваши едут! То есть, собственно, один шеф, молодой человек. Он уезжает на фронт, хочет попрощаться.