Подсолнух

В полицию, во-первых, идти было нельзя, потому что отец, наверняка, ее разыскивал, а, во-вторых, вряд ли это могло помочь, потому что она ничего не запомнила и никаких доказательств не имела. Шок от произошедшего быстро прошел. Татьяне стало жалко себя. В кошельке осталось всего несколько тысяч рублей. И это все, что она имела на месяц вперед. Ее снова заманили, обманули и унизили. Она снова осталась без ночлега. Совершенно одна в большом городе. Единственное, что у нее было – это работа в клубе, перед которой ей предстояло явиться на Арбатскую к семи. Она даже не знала, что ее там ждало, как и, в целом, по жизни. Оттого и разрыдалась. Татьяна ревела как маленькая девочка, не сдерживая страдания ничем. Слезы вытекали ручьями, огибая щеки с обеих сторон, опадая на землю, смешиваясь с соплями и слюной. Лицо все стало красным. Грудь болела от надрывов и тяжелого прерывистого дыхания. Она плакала долго, пока не выплакала все слезы. Глаза в какой-то момент просто перестали производить новые. Рыдания со временем сошли на нет. Девушка застыла на полминуты, приводя мысли в порядок, а затем руками вытерла лицо, отряхнулась и поднялась. До назначенного времени встречи оставалась пара часов.

Проще было добраться на метро: быстрее и удобнее, но Татьяна могла себе позволить не спешить. Надо было где-то перекусить. Пока ехала в автобусе, желудок ворчал, ежеминутно напоминая о собственной пустоте. В центре кафе и ресторанов располагалось множество. Татьяна выбрала обычную столовую, которая показалась ей самым дешевым местом.

В воскресный летний день, хоть и пасмурный, и не суливший ничего хорошего, улицы города были переполнены людьми. Татьяна едва протискивалась сквозь жужжащую толпу с подносом в руках к единственно свободному месту в углу. Круглый, но маленький, столик, очевидно, предназначался специально для одиночек, вроде Татьяны. Зато располагался у окна, сквозь пыльное стекло которого открывался кусок наружного мира. Вид был не из достопримечательных, но любопытному, мало знакомому с городом, глазу вполне мог сойти за интересный. Узкая улочка, выходящая на широкий проспект. Многоэтажки разных эпох. Вдалеке туманное небо и стеклянные бизнес-центры, отражающие городскую хандру. Кусочек набережной. Крепкий и монументальный мост. Эпохальный. Все здесь таким казалось. Только человечки выглядели букашками на каменных глыбах, прячущимися в его извилинах, выемках и трещинках. Кто успел, тот нашел удобную расщелину и зацепился, а кто не успел, тот скользил по гладкой поверхности вниз, да еще и с ускорением.

Еда оказалась безвкусной, разжиженной, двойной эконом, но Татьяна наелась. По большей части потому, что аппетит в ней так и не проснулся. Кофе тоже оказался никаким. Ничуть не бодрил. Из вкуса давал только кислинку, чуть разбавленную сладостью молока – сочетание отвратительное, но зато такой кофе гордо назывался заварным капучино, а стоил копейки. Пена на поверхности плавала, но больше походила на мыльную воду. В общем, Татьяну все только огорчало. А впереди ждал длинный вечер, еще более длинная ночь и совсем бесконечная жизнь, которая теперь представлялась девушке, скорее, вяло текущим умиранием, чем набирающим темпы взрослением.

Она не думала ни о чем конкретном, просто злилась на свою наивность, глупость и беспомощность. Казнила себя за побег из дома, за доверие Виктории, за неспособность постоять за себя и имущество, которого теперь не осталось. Она и сама была воровкой, украла деньги у отца, а сама ничего не имела. И это только усугубило ее жалость к себе. Стыд и обида затмили разум. Свобода дорого ей обходилась и пока не давала никаких преимуществ по сравнению с прошлой жизнью, где она хоть и была в клетке, зато находилась в безопасности и комфорте. Она снова вспомнила свою комнату, запахи выпечки из кухни, медитативные звуки радио. Ей захотелось встать у станка, включить мультфильм и заниматься своим делом, не заботясь о том, где спать, что есть и как жить.

Внезапно загорелся экран телефона – вылезло уведомление. Арина написала сообщение: «Я в золотом «Вольво» у метро». Татьяна быстро схватила пакет с манатками и выбежала на улицу. От кафе до метро было минут десять пешком, но Татьяна бежала. Боялась, что Арина будет злиться, если она заставит себя ждать. Но, только прибежав, поняла, что арт-директор сама приехала раньше. Девушка остановилась напротив золотого внедорожника, в каждой детали которого читался скандинавский дизайн – элегантная скромность. Арина не сразу ее заметила. Она сидела за рулем, строгая и задумчивая, смотрела куда-то вниз, наверняка, в смартфон. Рядом на пассажирском сиденье, откинув голову назад, развалилась Лада в расхлябанной манере. Лениво повернув голову набок, она увидела Татьяну и широко заулыбалась. Та постаралась сделать то же самое, но мышцы рта плохо слушались. Толкнув мать в плечо, девчонка замахала рукой. Арина посмотрела на Татьяну, поджала правый уголок пухлых губ и, опустив стекло, приказала залезть на заднее сиденье. Девушка молча послушалась.