Подсознательная история

— Быстро вы… — одобрительно заметил Никанор Палыч. — Да, он. Но семейка у него, доложу я вам… Должно быть, не один год ждали, когда родственничек дуба даст! Пока мы до них добирались, дебил-племянник успел отформатировать жёсткий диск — видите ли, дядин компьютер ему для игр понадобился…

— А бумаги? Черновики?

— Всё сгинуло на мусорке. Вместе с библиотекой… Представляете ситуацию?

— Д-да… — Я покрутил головой.

— Едем в больницу. «Где?» — спрашиваем. А нету! Как нету? А так! Сбежал…

— С инсультом? — не поверил я.

— Вот именно! Топографический кретинизм. Выбрался из палаты — и заблудился. Пропал! Объявляем в розыск. Отсканировали фотографию из паспорта, разослали. Слава богу, на второй день нашли неподалёку… Забрали к себе, подлечили. Имя своё вроде вспомнил. А родственников узнавать отказывается… Я его, кстати, понимаю!

— Захватывающая история! — сказал я. — Чистый сериал! А в дворники-то он как угодил?

— По собственному желанию.

— То есть?

— Привезли его на обследование в медакадемию (аппаратура тут у них какая-то уникальная). Ведём через двор, а он увидел оранжевый жилет, глазёнки вспыхнули — и пальцем тычет: дескать, хочу такой… Посоветовались с мозгоправами — те говорят: лучше не перечить. Глядишь, мышление со временем восстановится…

— Ну вы падлы! — восхитился я. — Так это, выходит, Рашида с вашей подачи убрали?

— С нашей, — подтвердил он. — Но, думаю, Рашид на нас не в обиде. Он там теперь у себя двор Российского Посольства метёт.

«Ого! — подумалось мне. — А контора-то у Никанора Палыча — серьёзная…»

— Это вам будет стоить ещё одной чашки кофе, — поставил я жёсткое условие, и оно было выполнено. А пока выполнялось, глядели мы друг на друга и молчали. Услышанное, честно сказать, не показалось мне достоверным — слишком уж увлекательно всё это было изложено. Наконец официант принёс эспрессо.

— Вы думаете, Васятка восстановится? — спросил я.

— Нет… — нахмурившись, ответил Никанор Палыч. — Не думаю. Во всяком случае, шансов очень мало.

— Тогда зачем он вам?

— Попробую объяснить… Сознание Василия Даниловича повреждено. Сильно повреждено. А подсознание, судя по всему, работает по-прежнему…

— В чём это выражается?

— Иногда он говорит странные вещи… оставляет странные записи, рисунки… Может быть, бессмысленные, а может быть, и нет…

— А! — догадался я. — И вы хотите, чтобы я это всё фиксировал?

— Совершенно верно.

— Минутку! — Я звонко вернул чашечку на блюдце. — А вот тут позвольте вам поставить запятую! Что мешало меня уволить, а взамен принять своего человека?

Замялся, даже покряхтел.

— Собственно так мы и планировали поначалу, — признался он. — Но пока телились, вы с Василием Даниловичем успели подружиться. Остальных он побаивается, а перед вами, я бы сказал, благоговеет…

* * *

Старикашка я, конечно, вредный, за что и страдаю. А с другой стороны, зачем Бога гневить? До сих пор не пришибли — и на том спасибо… Как же это я, в самом деле, ухитрился подружиться с Васяткой? Вроде не слишком с ним церемонился, гонял с метлой как сидорову козу…

Впрочем, кое-что предположить могу.

Помню, первая моя супруга постоянно обвиняла меня в гордыне. А я её — в ханжестве. (Интеллигентная была семья, однако!) Пообзываемся-пообзываемся, а потом смотрим друг на друга круглыми глазами и ни черта не можем понять. Она не въезжает, почему ханжество, — я не въезжаю, почему гордыня.

Теперь-то после третьего развода я знаю, в чём дело. Грех, который нам неведом, мы просто не можем себе вообразить. Я, например, ханжа. Да-да, ханжа! А циника корчу, чтобы хоть как-то скрыть своё ханжество. Ну и, естественно, в каждом собеседнике вижу прежде всего ханжу. То есть себя нелюбимого.

Вообще запомните: в чём вас обвиняют окружающие, в том они и виновны. Народная примета.

Так вот Васятка, осмелюсь предположить, был мне симпатичен именно потому, что не видел я в нём ни единого из собственных недостатков. А уж он почему воспылал ко мне такой любовью — не могу знать…

Кстати, неприличнейшая это манера — впадать в раздумья за столом да ещё во время разговора. Делового, учтите!

— Что не так? — не выдержал наконец Никанор Палыч. — Что вас смущает?

Пришлось очнуться.

— Многое, — честно ответил я. — Даже на техническом уровне. Вы в курсе вообще, что с завтрашнего дня Васятка начинает работать самостоятельно…

— В курсе.

— А раз в курсе, то какого чёрта!.. — вспылил я. — Мы же с ним в разных сменах будем!

— Знаете, жить ему пока негде… — завёл издалека Никанор Палыч. — О родственниках даже слышать не хочет, а у нас ему будет как-то… неловко… Вот я и думаю: а если вы временно поселите его у себя? Сдадите койку… Ну тот диванчик в уголке…

Услышав про диванчик в уголке, я онемел от бешенства. Они что, и домой ко мне влезть успели? Вспомнил мой вековечный бардак — стиснул зубы.

— А кто будет платить?.. — процедил я. — Он?

— Мы.

— Сколько?

И Никанор Палыч назвал такую сумму, что бешенство моё дрогнуло и пошло на убыль. За подобные деньги вообще-то принято снимать двухкомнатку в центре.

— Ежемесячно? — уточнил я на всякий случай.

— Разумеется!

— Подумаю… — буркнул я.