Позже, очутившись в домике Доктора, я лишь укрепляюсь в этой метафоре: ученый, как птица в гнездо, натащил в свое жилище палочек и веточек (те самые причудливые деревяшки возле дома и в нем), свил себе домик. Так я наконец понимаю, как будет построен мой материал, и что он будет не о птицах, а о людях, орнитологах, которые за годы работы с птицами сами стали похожи на них. Я до сих пор помню это чувство (очень его люблю), когда вдруг меня озарило, и все сразу встало на места. Дальше все упрощается. Я хожу из домика в домик, расспрашиваю обо всем, что вижу внутри. Из предметов (детские рисунки на стенах, фотографии, музыкальные диски, статуэтки, картины) складываются уникальные, живые портреты Бердменов.
Я очень люблю этот прием — узнавать о человеке через принадлежащие ему предметы. Просто показываешь на что-то и спрашиваешь, откуда это и зачем. Так ненавязчиво складывается история.
На третьи сутки работы я совершенно вялая и плохо понимаю все, что мне говорят. После нескольких часов, проведенных в ловушке (бегали за птицами, расспрашивали Арсения обо всем, что видели), мы с Аней, оставшись одни, валимся в траву. Солнце припекает, птицы чирикают, лицо лижет свежий балтийский ветер. Мы просыпаемся часа через полтора, смотрим друг на друга и хохочем: проспали, все проспали! Как же тут классно!
Фактуры, которую я насобирала в поле, хватило бы на целую книжку. Про одних только кукушек мы говорили с Доктором часа три и рассматривали онлайн пути их миграции, а про свои научные труды Арсений рассказывал полдня. Но я все равно оставляю день на биостанцию: Никита Чернецов тоже Бердмен, нужен и его портрет. Почему-то без водки ученый не так дружелюбен (впрочем, возможно, просто выдался плохой день) и хмурится в ответ на мои восторженные рассказы о том, как я кольцевала птичек и как Анатолий Шаповал показывал нам птичьи чучела («Об этом не надо писать, это его личные странности, в этом нет ничего общего с наукой»). Тем не менее, расстаемся мы довольно тепло, и кое-что из этой весьма сухой беседы я потом добавляю в текст.
Дома я долго расшифровываю все, что насобирала. И, чем больше появляется заковыристых предложений (в некоторых я понимаю только предлоги), тем в больший ужас прихожу. Еще не закончив расшифровку, понимаю: я не смогу написать обо всем этом так, чтобы текст прочли. Это никому не нужно. Я не справлюсь. И начинаются долгие месяцы прокрастинации, страданий, оттягиваний внимания на другие истории, которые надо непременно написать прямо сейчас, а Бердмены подождут.
Я погрузилась в изучение работ каждого Бердмена. Ведь раз уж я решила делать их портреты, мне нужно было рассказать о научных интересах каждого ученого. И вот я смотрю в свои записи, в которых, например, Арсений Цвей говорит: «Я изучаю кортикостерон, меня интересует его базовая концентрация, без стресса, она влияет на метаболизм. Мне надо делать очень быстро, пока стресс не начнется. Ферштейн? Интересно, как происходит гормональная регуляция миграции птиц». Чтобы разобраться в одном этом абзаце и пересказать его по-человечески, я перечитываю какое-то невероятное количество научной литературы. У меня открыта Википедия, словари и научные статьи. Я сопоставляю прочитанное в попытке разобраться, что к чему. Проклинаю свою идею, себя, орнитологов, биологию, вообще все.
Абзац за абзацем, месяц за месяцем, продираясь через науку, я пишу этот текст, всякий раз вздрагивая на планерках, когда меня спрашивают о том, когда уже он будет готов. И когда он, наконец, готов, редактор Наташа Морозова пишет: «Текст ничего, интересный, но его никто не дочитает, потому что он огромный и есть сложные куски». И я, воя в потолок, сижу над ним снова, пытаясь сократить лишнее, упростить формулировки и пометить места, с которыми не знаю, что делать. Спасибо Наташе, богу редактуры, которая умудряется сократить материал еще, оставив самое важное и интересное: живых, умных, потрясающих людей, влюбленных в птиц и науку.
А потом случается «Редколлегия», и я очень радуюсь этой премии, потому что она выстраданная и, наверное, все-таки заслуженная.
Путешествие пятое. Шесть янтарных бусин
Место: Калининградская область, поселок Янтарный
Время: май 2018 года
Сюжет: Нина Васильевна живет в нечеловеческих условиях: прохудившаяся крыша, плесень на стенах, стойкий запах сырости. Чиновники обещали бабушке отремонтировать кровлю, но обещаниями все и закончилось. Все, что у нее осталось в восемьдесят лет, — дворовый пес, два кота и шесть янтарных бусин.
Я знала, что точно не привезу из поселка Янтарный — сувенир из янтаря. Во-первых, янтарь мне не нравится. Во-вторых, сувениры из янтаря в своей массе безвкусные. В-третьих, претит везти то, чего везде много. А в Янтарном и во всей Калининградской области янтаря завались. Слово «янтарь» здесь встречается в каждой третьей вывеске. Так называют музыкальные коллективы, дома культуры, рестораны, кафе, магазины. Уже через сутки на рыжие камушки невозможно смотреть.