Подумаешь, какие-то шарики…

На ветке дуба сидел, нагло развалившись, черный как смола кот. Даже нос у него был угольным. Не черными были только янтарно-зеленые глаза да снежно-белые брови и усы, которые в настоящее время нервно подергивались. Потому что совершенно рядом крутилась эта бестолковая ворона и периодически делала попытки напасть на него. Ну ничего себе! На него, на самого кота Драдзикодоры, осмелилась раскрыть клюв какая-то жалкая птица! По правде говоря, на колдунью ему было наплевать с высокой колокольни, но прикрываться ее авторитетом было очень удобно и выгодно. Именно поэтому он с важным видом носил не снимая ее золотую цепь на шее. Как правило, это не только всегда служило хорошим оправданием на все случаи жизни, но и придавало авторитета ему самому. А тут, несмотря на то, что на ярком весеннем солнце цепь сверкала так, что глазам было больно, эта идиотка ворона не обращала на нее никакого внимания и продолжала атаковать. Он изо всех сил делал вид, что не замечает наскоков, считая ниже своего достоинства выказывать в ее адрес хоть какой-то интерес со стороны своей царственной персоны, но обычная невозмутимость и непрошибаемость покинули его.

Ворону понять, конечно, было несложно. Со времени знакомства с Драдзикодорой она этот дуб считала своей собственностью. Прилетела, а тут — какая-то кошатина развалилась на любимом суку и делает вид, что так и должно быть. Естественно, птица старалась восстановить попранную справедливость всеми доступными средствами. Она прыгала с ветки на ветку, подбираясь к врагу поближе, каркала во все горло, причем в ее воплях Драдзикодора если и разобрала хоть что-то членораздельное, то вряд ли оно было цензурным. Короче, поносила бедного кота последними словами, топорща перья и пытаясь клюнуть в янтарный глаз.

Время от времени кот не выдерживал, терял свое ледяное спокойствие и делал молниеносный выпад лапой в ее сторону. Не то, чтобы нападал по-настоящему, а скорее лишь обозначал нападение, после чего ворона в панике бросалась прочь, вопя во все горло. А когда ее инсинуации в адрес кота приобретали совершенно гнусный характер, зверюга терял всю свою лощеную выдержку, прижимал уши, выгибал дугой спину, скалил зубы и шипел в адрес серой бестии что-либо не менее непечатное. Впрочем, мгновенно выплеснув гнев, он тут же снова надевал маску непроницаемости. Сфинкс да и только, честное слово! Только маленький.

Полетав вокруг и повозмущавшись, а заодно вернув себе уверенность в своих силах, пернатая зараза повторяла свою попытку. Впрочем, с тем же результатом.

Некоторое время старая колдунья от души любовалась на эту милую сердцу картинку, но кот заметил ее и спрыгнул прямо под ноги. Ворона, довольная тем, что поле боя осталась за ней, что-то удовлетворенное каркнула, мгновенно успокоилась и отправилась восвояси.

Драдзикодора лихорадочно старалась вспомнить, звала она кота или нет. Потому, что ежели встретить его обычным «Чего приперся?», то потом вряд ли удастся уговорить отправиться на разведку. Но, с другой стороны, если он пришел незваным, а она тут начнет перед ним бисер метать, то эта блохастая зараза в конец обнаглеет. Вот старуха и молчала в растерянности, пока кот, задравши хвост трубой, не стал тереться об ее ноги.

— Может, сметанки мне или молочка? — заискивающе заглянул он ей в глаза.

Ага, все понятно! Он пришел сам по себе, она его не звала. Теперь даже ясно, почему он так быстро появился. Ну, что ж, очень даже хорошо! Сметанки она, конечно, ему даст. Но пусть не зазнается, пусть заслужит!

— Ишь, чего захотел, дармоед! Сметанки ему, видите ли! Как нужен старухе, так не дозовешься, а как пожрать — так тут как тут!

Главное, чтобы он не понял, насколько ей необходима его помощь!

— Ну что ты, бабуль! Право слово!

— Эх, бесстыжие твои глаза!

Что правда, то правда. Глаза действительно были без малейшего намека на стыд или совесть.

— Ну, бабуль, не упрямься, дай голодному котику покушать!

Старуха решила, что достаточно уже помариновала кота и сменила гнев на милость.

— Ладно уж, лодырь. На этот раз покормлю. Правда, не обессудь, чем есть.

— Благодарствую! — он снова ласково потерся о ее худую ногу

Драдзикодора плеснула молока в плошку и сунула коту под нос.

— Молоко? И так мало? А сметанка?

— Сказала же: чем есть.

Кот состроил недовольную физиономию и брезгливо подошел к плошке. Понюхал. Отошел на полшага. Снова подошел и понюхал. И так раза три или четыре. В конце концов стал медленно лакать, и при этом весь его вид выражал немыслимое отвращение и вселенскую скорбь по поводу того, какой же гадостью приходится питаться приличному коту.

А бабка стояла рядом и размышляла. Надо же, думала она, что за странные создания — кошки! Она прекрасно понимала буквально всех животных и птиц, и не только их несвязную речь. Их инстинкты, желания, стремления — все читала Драдзикодора словно в книге, могла предсказать, предугадать, а, следовательно, использовать в своих целях кого угодно.

Только не кошек!