Подвал. 24 года в сексуальном рабстве

Она подняла взгляд, откинула седую прядь со своего морщинистого, изможденного лица и сказала: «Мне нужно многое рассказать вам, но, пожалуйста, прежде пообещайте, что оградите меня от моего отца!»

Офицеры ответили, что могут дать такую гарантию. Но они также напомнили, что Элизабет обвиняется в жестоком обращении с детьми и они не могут пойти ни на какие сделки, если она признает себя виновной.

Элизабет улыбнулась, сделала маленький глоток из принесенного ей стакана воды и сказала: «Отец похитил меня, когда мне было восемнадцать и с тех пор двадцать четыре года насиловал меня. Керстин — его дочь. У меня было от него еще шестеро детей, один из которых погиб в этой яме. До сегодняшнего дня я двадцать четыре года не видела ни одной живой души, кроме него и своих детей». Судя по отчетам амштеттенской полиции, допрос закончился два часа спустя, в 00.15. Материалы заняли два блокнота, были записаны две видеокассеты. Элизабет потребовалось сто двадцать четыре минуты, чтобы описать свою подземную жизнь.

Офицеры полиции пребывали в шоке; рассказ Элизабет звучал связно, без подсказок; голос ее был голосом человека, почти разучившегося говорить, иногда она с трудом подбирала слова. Они отказывались ей верить. Неужели человек, сидевший за стеной в соседней комнате для допросов, мог быть воплощенным злом? Куда проще было поверить, что эта женщина просто юлит, чтобы сложить с себя ответственность.

Но чем внимательнее полицейские приглядывались к фактам, тем правдивее они выглядели. Шестеро незарегистрированных детей и поразительно схожее физическое состояние всех узников — от бледности до выпавших зубов.

Один из офицеров, присутствовавших в тот вечер в комнате для допросов, говорит: «Это было похоже на взрыв бомбы. Мы поняли, что нам предстоит работа над самым важным делом в нашей жизни, что все, что было раньше, поблекло перед монументальностью произошедшего на Иббштрассе. Казалось невозможным, чтобы эта изнуренная женщина в замызганном платье смогла пережить такой ад. Она внезапно стихла, истощенная рассказанным. Слова утешения прозвучали бы банально и неуместно. Что мы могли сделать, чтобы облегчить ее страдания? Невозможно описать чувства, которые всех нас охватили. Но мы понимали, что можем сдержать свое слово, и если уж она так хочет, то никогда больше не увидит Йозефа Фритцля».

«Мне позвонили и рассказали о случившемся в 2.00 в воскресенье, — вспоминает Польцер, — и через три часа я был там. Элизабет рассказывала о двадцати четырех годах в этом аду почти два часа. Остается лишь добавить, что все это оказалось правдой».

В соседней комнате Фритцль молчал. Один из офицеров позднее скажет: «Он волновался, что его дочери нет рядом. Постоянно нервно поглядывал на дверь. Он явно начинал осознавать, что потерял контроль».

Фритцль поднял глаза, когда увидел, что дверь открылась и вошел один из офицеров, который вел допрос Элизабет. Улыбнулся своей вежливой улыбкой. Она застыла на его губах, когда на его запястьях защелкнулись наручники.

Все было кончено.

Момент, в который утром 27 апреля 2008 года глава уголовной полиции Леопольд Этц распахнул дверь в подвал на Иббштрассе, 40, можно сравнить с моментом, когда знаменитый египтолог Говард Картер открыл усыпальницу юного фараона Тутанхамона в 1922 году. Большая разница, конечно, состоит в том, что Картер произнес свои знаменитые слова о «замечательных находках».

То, что увидел Этц, будет стоять у него перед глазами всю оставшуюся жизнь. Как всякий полицейский, он полагал, что приучен видеть страдания людей: застреленных, заколотых, подвергшихся случайному надругательству, изнасилованных, отчаявшихся. И все же сцену преступления, которая предстала перед ним после того, как распахнулась бетонная дверь в камеру, сравнить не с чем. Луч света проник внутрь, и перед офицером открылось уникальное зрелище.

Этц и другие полицейские зажали носы, чтобы не чувствовать смрада, исходившего из уборной, отшатнулись от покрытых плесенью стен темницы, в которой родилось семеро и выросло трое детей. Они увидели зловонную и замызганную занавеску душевой, с потолка капала вода. Они были не в силах вымолвить ни слова. «Пресвятой Боже, — сказал кто-то. — Я думал, с концлагерями покончено много лет назад». Фритцля отвели в полицейскую машину.

«Он был нужен нам, чтобы провести нас через все запертые двери, — поясняет Польцер. — В ящике стола перед последней дверью у него лежал старенький дистанционный пульт от телевизора. Последняя дверь была скрыта, но не отодвигающимся шкафом, а еще одной дверцей, которую приходилось разбирать, а затем собирать всякий раз. Для себя он потрудился на славу».

За несколько часов до этого Этц побывал в комнате Фритцля наверху, где вместе с бабушкой находились бывшие обитатели омерзительного, противного естеству человеческому бункера.