Подвал

А потом, после четвертого стаканчика, она упала на бок и начала странно дышать. Я поняла, что с ней что-то не так. Я зашла в кухню и увидела, что отец сидит и просто смотрит в окно и еще курит. А мама лежит на боку и пыхтит. Мое появление вызвало у него какую-то резкую злобу. Он встал, просто захлопнул передо мной дверь и велел мне отправляться в кровать, иначе меня ждет наказание. Я подчинилась, но в кровать так и не легла, предчувствие, что с мамочкой что-то не так, беспокоило меня. Я услышала, как в кухне дверь распахнулась. Мама, дрожа, вышла оттуда, хваталась за спину, вскрикивала, и тяжело дышала. А потом она начала присаживаться на корточки и писать прямо на пол с краю от стенки. Спустя какое-то время приехала бригада скорой помощи. Маму увезли сразу же. Следующие три дня, которые я провела в кромешном аду, наедине с отцом, я помню не четко. Еда закончилась на второй день. И спустя сутки я еле-еле передвигалась по дому. Но не переставала ждать появления матери с нашим маленьким. Вместо нее меня забрал социальный работник, а потом за мной приехала бабушка. Она мне рассказала, что мама родила мертвого ребенка, а позднее скончалась от кровотечения, которое врачи не смогли остановить. Ее слишком поздно доставили в больницу.

Когда меня забрали в детский дом, я вдруг ясно ощутила себя по-настоящему одинокой. Если говорить точнее, обреченной на вечное одиночество. До сих пор у меня была любящая мама, заботливый отец, даже в своей мнимой реальности, я бы никогда не смогла назвать его папой. А теперь мой иллюзорный мир рухнул. Меня выдернули из него. Я стою и смотрю на себя и словно не вижу никого. Меня же не существовало до этого в реальности.

Потом я, наконец, вернулась в то место, которое, никогда, не хотела покидать, прощаясь, каждый год тогда, когда яркое летнее солнце постепенно начинает угасать, предупреждая всю природу о приближении осенней прохлады. Но сейчас моя жизнь исчезла. Я не могу вспомнить себя ту, для которой возвращение домой к родителям было худшим наказанием в жизни. Я не знаю, почему, но я хочу домой. Хочу увидеть свою маму, пребывающую вечно в плохом настроении, хочу наткнуться на отца, зачастую не выходящего из полуобморочного состояния. Но мне уже нельзя туда пойти. Я больше не смогу увидеть мать, она умерла. Отец не имеет право приближаться ко мне и на метр, по заключению суда. Да он, наверно, и не сможет, для этого же надо приехать к бабушке, а он и раньше этого не делал. Меня всегда забирала мама. А сейчас я не помню, какой она была, и больше я никогда ее не увижу, не почувствую ее дыхание, ее странные ночные приступы ласки. Куда ни посмотри, я никого не вижу, не могу разглядеть и себя. А мой братик, которого мы с мамой представляли, так и останется воображаемым прелестным карапузом, потому что он не сможет вырасти. Он не сделает первые шаги, не произнесет свое первое слово, никто не будет спорить, каким оно будет, ведь он так и не смог сделать и первого вздоха. Его нет, ее нет, меня тоже нет.

Я долго еще привыкала к жизни у бабушки. В новую школу я пошла спустя только месяц. Для этого было необходимо подготовить кучу документов. Я не стремилась завести себе новых друзей. Скорее всего, у меня их и раньше никогда не было. Но училась я всегда неплохо. И знания свои я не утратила. Так что училась я прилежно, а с бабушкиной помощью стала, чуть ли не лучшей ученицей. Отличницей, конечно, я не стала да я и не стремилась к этому. Эта гонка к чемпионскому разряду мне казалась скучной и неинтересной. И потом, если бы случилось так, то это было бы еще и дополнительное внимание к моей персоне.

Время неизбежно текло по заданному направлению, я постепенно приходила в себя, если можно, так сказать, ну или просто привыкала к себе. Я становилась старше. Обзавелась новыми знакомыми, которые меня вполне устраивали. Они не задавали лишних вопросов и не пытались чересчур переусердствовать с товарищескими отношениями. Точнее говоря, если у тебя какие-то трудности, то это нужно оставить где-нибудь в другом месте. А в тусовку приходи с улыбкой и с позитивным настроением, либо не приходи, всех это тоже никак не смутит. Среди моих закадычных друзей были и те, которые очень даже переживали из-за моего отсутствия и плохого настроения. Эта были мои друзья-мальчики. Я им нравилась внешне и внутренне. Чаще всего их привлекала во мне моя взрослая жизненная позиция. Под ней они понимали то, что я могу с ними и спать, и общаться на следующий день без всяких надежд на дальнейшие взаимоотношения.

Я не особенно раздумывала в первый раз, вступать мне в половую жизнь или нет. Он захотел, я и не препятствовала. Мне было шестнадцать. И многие из моих нынешних подруг, не стесняясь говорили о том, что я и так засиделась в ожидании принца. У них это было гораздо раньше.