Подвальная станция

— Не будем сейчас об этом говорить. К вечеру Нелли будет здесь. Она будет немного огорчена. Ты же знаешь, что она не может вынести сильного огорчения. Обещай мне, что ты будешь хорошо к ней относиться, Ари. Она — твоя эйзи, и ты должна быть доброй к ней, потому что ей действительно необходимо побыть в больнице, но она так беспокоится о тебе, а я знаю, что и тебе она нужна. Нелли будет каждый вечер между сеансами приходить домой — ей нужно давать ленты, ты знаешь, это приходится делать, потому что она ужасно опечалена; но она любит тебя и хочет приходить, чтобы заботиться о тебе. Я боюсь, правда, что это тебе придется о ней заботиться. Ты понимаешь меня? Ты можешь сделать ей очень, очень больно.

— Я знаю? — сказала Ари, потому что действительно знала.

— Ну, так вот. Ты — стойкая девочка. Ты уже совсем не ребенок. Это очень тяжело, очень тяжело. — Спасибо, Сили.

Сили принес ей стакан воды и таблетку, полагая, что она примет ее. Сили был никем. Не такой, как Олли. Он не был ни хорошим, ни плохим, он постоянно был только эйзи. И он взял ее стакан, поставил на свой поднос и предложил ей воды.

— Не хочу я никакую ленту? — сказала она.

— Это не такая таблетка, — пояснил Дэнис. — От нее у тебя перестанет болеть голова. И ты почувствуешь себя лучше.

Она не помнила, чтобы упоминала про свою больную голову. Маман всегда повторяла, чтобы она не брала таблетки у чужих людей: «Никогда, никогда не принимай пилюли для эйзи!» Однако сейчас не было рядом маман, которая сказала бы, какая это таблетка.

Ее не было, как и Валери. Как сиры Шварц. Как всех Исчезнувших. Маман и Олли тоже пропали.

Может быть, следующей исчезну я. И найду их.

— Сира, — проговорил Сили. — Пожалуйста.

Она взяла таблетку с подноса. Положила в рот и запила водой.

— Спасибо? — сказал Сили. Он был настолько скользкий, как будто его не было вовсе. Он унес стакан. Никто не замечал Сили.

Дядя Дэнис возвышался такой толстый, что кресло целиком осело под ним. Руки он держал на коленях, на лице — печаль и озабоченность.

— Несколько дней тебе не обязательно ходить в игровую школу. Посиди дома, пока не захочешь. Ты думаешь, что тебе никогда не полегчает. Я знаю. Однако, легче станет. Уже завтра ты почувствуешь себя лучше. Ты будешь скучать по маман. Конечно, будешь. Но пройдут дни, и тебе станет легче.

Она не хотела, чтобы становилось легче. Она не знала, кто заставляет людей Исчезать. Но это делала всяко не маман. Они могли предложить ей, все что хотели. Это не заставило бы ее поверить их словам.

Маман и Олли знали, что надвигается беда. Они были ужасно огорчены, и скрывали это от нее. Возможно, они думали, что смогут справиться с бедой, а оказалось, что не смогли. Она тоже чувствовала ее приближение, но не осознанно.

Может быть, имелось особое место, куда уезжали люди. Может быть, это — как умереть. Ты попадаешь в беду, и куда-то Исчезаешь, так что даже маман не смогла такое предотвратить.

Так что ей было ясно, что она тоже не сможет ничего предотвратить. Единственное, что ей оставалось, — это бороться и бороться, и попасть в беду только тогда, когда никого из близких уже не останется. Может быть, в этом была ее вина. Она всегда подозревала это. Но когда некому будет Исчезать, ей предстоит выяснить, что же происходит.

Тогда, возможно, и ей удастся уехать.

Внезапно она поняла, что с ней происходит что-то неладное. Она не чувствовала ни рук, ни ног, в животе горело.

Она попала в беду. Но Сили взял ее на руки, и вся комната отплыла и превратилась сначала в коридор, а потом в спальню. Сили осторожно положил ее на кровать, разул и прикрыл одеялом.

Плюшевый мишка сидел рядом с ней на покрывале. Она протянула руку и коснулась его. Она уже не могла вспомнить, откуда взялся мишка. Он всегда был у нее. Теперь он был здесь. Вот и все. Теперь только плюшевый мишка и остался.

— Бедный ребенок! — сказал Джастин и налил себе еще вина. — Бедный маленький ребенок, черт бы их побрал, не могли они, что ли, позволить ей прийти в аэропорт?

Грант только покачал головой. И выпил из своего стакана. И сделал легкое движение рукой, предупреждая о подслушивании.

Джастин потер глаза. Он никогда не забывал об этом, хотя иногда ему было тяжело.

— Это не наша проблема! — сказал Грант. — Не твоя.

— Я знаю.

Эти слова для тех, кто подслушивает. Всегда было неясно, слушают ли их. Они обдумывали возможности запутать службу безопасности, приходила даже мысль придумать свой язык, совершенно отличающийся от любого другого, с беспорядочной грамматикой. Но они опасались, такая мера только возбудит дополнительное подозрение. Так что поступали просто — писали на табличке. Джастин взял ее и нацарапал: «Иногда мне хочется удрать в Новгород и устроиться на работу на фабрику. Мы разрабатываем ленты, чтобы создавать нормальных людей. Мы вкладываем туда доверие и уверенность в себе, даем им возможность любить друг друга. Но все разработчики — сумасшедшие."

Грант написал: «Я глубоко верю своим создателям и моему Инспектору. И я нахожу в этом успокоение."

— Ты нездоров? — громко сказал Джастин.