Подвалы твоего сердца (СИ)

— Когда к нам в дом приходили те люди в черных масках.

— Твой отец любит нас и ни за что не даст никому в обиду. Все будет хорошо. Спи, дорогой. Завтра я расскажу тебе новую историю, — голос женщины дрожит, а в темноте не видно слез.

— Обещаешь? — недоверчиво переспрашивает мальчик и слышит короткий всхлип.

— Ну конечно.

Когда дверь открывается, в струе света, опустившегося на пол, кроме тени матери отражается чья-то чужая, и Теодор с головой накрывается одеялом, чтобы эта тень ни за что не нашла его.

Стук веток в окно пробудил Нотта от глубокого сна, которым он забылся впервые за двое суток. На улице разыгрывался шторм, и крючковатые пальцы не успевшего еще позеленеть клена скреблись в стекло, словно просясь внутрь. Несколько минут Теодор приходил в себя после яркого и такого до боли знакомого сновидения. Последняя их с матерью встреча снилась юноше до завидного часто. Теодор прекрасно помнил, как на следующий день дом наполнился людьми в черных мантиях, называющих себя Аврорами, а отец был так бледен, что сливался с мраморными колоннами. Еще там были родители миссис Нотт. Они что-то долго, упорно и громко выясняли с Протеусом за закрытыми дверьми его кабинета, но Тео не различил ни слова. Когда бабушка появилась в распахнутых дверях, она, прошептав: «О, мой бедный мальчик», кинулась его обнимать.

Зажмурившись, слизеринец потер переносицу пальцами. Не хватало еще неприятных воспоминаний. За последние дни ему хватило переживаний и страха за жизнь Гермионы, так что мысли о матери были слишком неуместными. Волшебные часы, едва Теодор перевел на них взгляд, тут же засуетились, и стрелки, пару раз повернувшись по всей оси, указали на три часа ночи.

Дурное сновидение отвратило юношу от попыток уснуть снова, и он, поднявшись с заправленной кровати, прошелся по отведенной ему в поместье Паркинсонов комнате. Прибыв сюда день назад, Теодор даже не подозревал, что Пожирателей окажется настолько много. Он успел насчитать два десятка, но был уверен, что были и другие, те, кто не прятался в поместье порабощенных «Империусом» родителей Пэнси. Паркинсоны были похожи на безвольных кукол. Протеус тянул за ниточки, и они кивали, улыбались и смеялись. Зрелище было убогое и ужасающее, потому Теодор нехотя признал, что для Пэнси, вероятно, не было другого выхода. Но от этого вывода слизеринка святой не становилась, и Нотт все еще хранил в сердце болезненную злобу. Как она посмела шантажировать его смертью Гермионы? Это было опрометчиво, опасно и ненадежно, но все же… умно.

Вскоре Теодор понял, что уже ни за что не уснет снова. Накинув поверх тонкой измятой рубашки теплую мантию, юноша вышел за дверь. В поместье, казалось, холодало все больше с каждым часом. На улице разразился настоящий ураган, а ливень уже несколько часов впивался ледяными каплями в только-только успевшую отогреться землю. Из-за состояния Паркинсонов магическое регулирование погоды сбилось и пришло в хаос, а потому солнечное поместье превратилось в мрачный дворец привидений.

Задумавшись, Теодор слегка испугался, когда на очередном повороте столкнулся с высоким мужчиной. Его длинные спутанные волосы из-за сырости слиплись, а по щекам стекала влага. Вряд ли это были остатки слез. Такие люди, был уверен слизеринец, не умели плакать, а если и умели, то только кровью. Пожиратель улыбнулся ему по-своему добродушно, но Нотта передернуло от этого убогого изгиба потрескавшихся губ. Проводив мужчину откровенным ненавидящим взглядом, Теодор спустился по лестнице на первый этаж. В глубине комнат горел камин — юноша понял это, увидев мрачные отблески на тусклых стенах соломенного цвета. Недолго думая, он отправился на поиск источника света. Теодор не боялся внезапного нападения: не затем Пожиратели его так долго сюда заманивали.

Когда мерцание живого огня ударило его по глазам, Теодор остановился и припал плечом к косяку. Презрительным прищуром он впился в фигуру в кресле у камина.

— Ну наконец-то, — почти пропел Протеус, хотя в его голосе не было и капли довольства. Приподняв бокал со старым вином из погребов Паркинсонов, мужчина посмотрел сквозь него на огонь в камине. — Мой сын снова со мной.

Юноша, ничего не сказав, прошел вглубь комнаты и тяжело опустился на софу у стены.

— Даже не спросишь о том, как мое здоровье? — Протеус иронично хмыкнул, поворачиваясь к сыну. Теодор вскинул на него злобный взгляд, но все же смолчал. — Уверен, тебе будет интересно послушать истории Азкабана. Все они немного жуткие, но ты же справишься с собственным страхом? — вопросительная пауза не затянулась надолго. — Идеи темного Лорда из меня выбивали кнутами, прутьями и раскаленными тисками. Ужасные методы, варварские. Знаешь, почему? Потому что они были придуманы магглами. Все в мире, созданное этими никчемными тараканами, в итоге приводит к боли, разрушению и деградации.

— Боль и разрушение… — хриплый голос разразил помещение, и Протеус довольно прикрыл глаза. — Разве не к этому стремился Волан-де-Морт?