– Да! – послышалось из-за двери.
Мы зашли в комнату, выложенную зеленым кафелем. На металлическом столе посередине лежало тело под простыней. К нам подошел Сергей Иванович, патологоанатом. Я знала его, приходилось встречаться не раз.
– Пришли? – Сергей Иванович внимательно посмотрел на Юрия.
– Вы готовы? – Андрей повернулся к Королькову.
Тот растерянно похлопал ресницами:
– Готов… к чему?
– Вам предстоит увидеть тело жертвы… как бы это сказать?.. Не совсем в хорошем состоянии, что ли. Пожалуйста, возьмите себя в руки. Будьте готовы к… О господи! Разве можно быть к такому готовым?! Ладно, Сергей Иванович, открывай.
Патологоанатом аккуратно убрал с тела простыню.
Да, зрелище еще то! Тело жертвы было серовато-синего цвета. Голова обезображена, лица, как Андрей и говорил, практически нет – сплошная лепешка, месиво. Я отвернулась и взглянула на Юрия. Его глаза расширились от ужаса. Он покачнулся, Андрей с Сергеем Ивановичем с готовностью подхватили его с обеих сторон и усадили на стул.
– Мы понимаем, что все это довольно… того… – забормотал Мельников, – но вы можете сказать: узнаете ли вы в этой женщине вашу мать? Вы говорили, у нее была особая примета: большая родинка…
Юрий закивал:
– Да, да… родинка между грудей… вот здесь… большая, размером с десятикопеечную монету…
Он задышал часто, и Сергей Иванович дал ему ватку, смоченную нашатырем.
– Нет у нее никакой родинки, – сказал он Андрею, – зато есть два передних верхних зуба – второй и третий – из белого металла.
Юрий замотал головой:
– Нет, у мамы никогда не было зубов из металла… у нее свои…
Больше он не мог говорить. Ему стало плохо, и Андрей вывел его из комнаты в коридор.
– Вы мне только подпишите протокол опознания и можете быть свободны, – сказал он Юрию, – идите на свежий воздух, подышите глубоко…
Корольков, нюхая ватку с нашатырем, сидел с закрытыми глазами.
– Тань, ты как? – спросил Андрей.
– Я в порядке, – сказала я.
– Тогда подпишись как свидетель.
Через пару минут мы с Юрием вышли из морга. Дождь перестал моросить, но воздух был влажный и прохладный.
– Может, вас подвезти? – спросила я.
– Что? А, нет, не надо… Мне лучше.
Мы подошли к его машине.
– Татьяна, но если это не мама, значит, она жива? – Он смотрел на меня с надеждой.
– Возможно, что жива, – кивнула я, – хотя я бы не стала радоваться заранее. Бывали случаи, когда человека находили мертвым спустя несколько месяцев после исчезновения, причем иногда выяснялось, что убийство было совершено сразу, как только человек пропал, а бывало, что убивали некоторое время спустя.
Юрий сразу сник. В это время из морга вышел Мельников с черной кожаной папкой под мышкой.
– Я вам больше не нужен? – спросил Юрий.
– Нет, вы можете быть свободны.
Корольков попрощался с нами, сел в свою машину и уехал. Мы с Андреем стояли и смотрели ему вслед.
– Я вот что подумала, Андрюш: если трупы наших швей-мотористок до сих пор нигде не всплыли, то, может быть, все-таки есть надежда, что они еще живы?
– Хочешь сказать, были бы трупы, от них бы избавлялись?
– Естественно! Хранить у себя разлагающееся тело – задача не из легких.
– А если их просто хорошо запрятали? Например, сбросили в погреб, а крышку залили бетонным раствором? Как тебе такое, мать? – Андрей, прищурив глаз, посмотрел на меня.
– Да кому нужно замуровывать в бетон каких-то теток со швейной фабрики?! Это же не мафиози, не наркобароны!
– Честно говоря, мне самому эта версия кажется бредовой. Зато я вот что, Тань, подумал: а может, их продали в рабство?
– Ты что мелешь, Мельников? Куда продали? В Чечню? Тогда давно бы запросили у родственников выкуп. Или, может, в Турцию, в сексуальное рабство? Но тогда опять прокол: Королькова и Бейбулатова явно не подходят по возрасту. Кому там нужны сорока– и пятидесятилетние женщины? А Овчаренко не проходит по внешним данным.
– Ну, насчет возраста, это, знаешь, вопрос спорный. А может, в Турции есть любители «экзотики»?! Я как-то по «ящику» по НТВ видел в одной передаче исповедь пятидесятитрехлетней проститутки. И представь себе: она до сих пор работает! Трудится, так сказать, не покладая рук… или ног? А может, какого другого места… Но ведь трудится! А что касается внешних данных Аллы Овчаренко, тоже вопрос спорный. Я в прошлом году был в Италии, так там в стриптиз-баре выступала одна негритянка… Тань, я, как ее увидел, на неделю аппетит потерял! Я не расист, но тут, извините!.. Не то что с такой за деньги переспать – я бы отказался, даже если бы мне заплатили! А местные там в открытую говорят: плати, мол, и на час девочка твоя! Так что внешность Овчаренко – это еще, знаешь…
– Слушай, Андрюш, а ведь существуют еще подпольные цеха, где шьют одежду, а? – вдруг осенило меня. – В Москве уже несколько таких нашли и разогнали. Там азиатки работали без визы нелегально за нищенскую зарплату. Ты телевизор смотришь, сам, поди, знаешь!
– Хочешь сказать, Тань, у нас тоже кто-то организовал такой подпольный цех?
– А почему нет? Заметь: похитили именно швей! Не поварих, не врачих, не моделей, в конце концов…
– Да брось, мать! Подпольный цех! Ну ерунда, честное слово…