Подвеска пирата

Тортуга, крохотный клочок суши, безвестный островок среди тысяч других... Христофор Колумб, проплывая мимо, даже не обратил на него внимания. Великий мореплаватель причалил к другому острову, расположенному по соседству, но гораздо больших размеров. Водрузив там флаг испанского короля и установив крест, он назвал его Эспаньолой. Прошло какое-то время, и авантюристы разных мастей: беглые преступники, каторжники с галер, перекупщики рабов — все устремились к берегам Америки и осели на Тортуге. На своих легких суденышках-баллагу, быстрых и увертливых, они рыскали по всему Карибскому морю и хорошо знали узкий фарватер, ведущий к их базе, защищенной самой природой. Их было пока немного, и называли они себя флибустьерами — «свободными мореплавателями».

Испанское название островка произошло от его формы — при взгляде с соседней Эспаньолы он напоминал гигантскую морскую черепаху. Северная оконечность Тортуги, состоявшая из нагромождения скал, была обращена к открытому морю. На юге, где пологий берег устилал мягкий песок, через пролив шириной около десяти километров, кишащий акулами, лежала Эспаньола. Она служила пиратам с Тортуги продовольственной базой, откуда они доставляли отличную говядину. Свежее мясо пираты закупали самым честным образом у буканьеров[128].

Гавань Бас-Тер — Низкая земля — на юге островка была единственным местом, где могли приставать крупные суда. Там и бросили якорь «Русалка» и «Консепсьон».

Чтобы их случайно не приняли за испанцев, Карстен Роде приказал сменить флаги на кораблях. Теперь над его флагманом реял красный флаг, или, как его называли англичане, Красный Джек. Увы, другой материи среди запасов галеона не нашлось, хотя Голштинец намеревался поднять черное полотнище, входившее в моду среди «вольного братства». Пришлось довольствоваться тем, что есть. Обычно красный флаг пираты поднимали, чтобы подавить у жертвы волю к сопротивлению.

Над гаванью царил могучий утес, называвшийся просто Горой. Лучшего места для форта нельзя было придумать. Гору венчал десятиметровый отвесный уступ, на вершине которого флибустьеры соорудили каменную площадку — квадрат со стороной в семьдесят футов[129]. На ней установили орудия — две железные и две бронзовые пушки. Кроме того, сколотили казарму на сто человек, а в пещере устроили два склада — для продовольствия и боеприпасов. Вырубленные в скале ступеньки вели к подножью уступа, но на площадку можно было забраться лишь по железной лестнице, которую в случае опасности втягивали наверх.

Прибытие таких больших и хорошо вооруженных кораблей на Тортугу конечно же не осталось незамеченным. Сначала их приняли все же за испанцев и уже готовы были дать отпор, но мудрый де Фриз, уже бывавший здесь(собственно говоря, он и провел корабли в гавань по очень опасному извилистому фарватеру), предложил спустить на воду шлюпку и оправился на берег. После недолгих переговоров, уяснив что за гости пожаловали в гавань Бас-Тер, местные жители с радостью приветствовали своих новых товарищей, предлагая им разные услуги.

Нужно сказать, что в те времена Тортуга было совсем не такой, какой стала спустя пятьдесят лет. В гавани еще не было небольшого поселка, построенного охотниками, где сдавались дома заезжим негоциантам, торговцам, а также искателям приключений. Не устраивались живописные ярмарки, где за бесценок скупались захваченные трофеи, а деньги швырялись направо и налево, в том числе и на главное удовольствие — карточную игру.

А пока Карстена Роде и его матросов привечали в таверне гавани Бас-Тер, куда набилось людей больше, чем она могла вместить. Голштинец и Литвин были немногословны, налегали на ром и отменно приготовленную говядину. А Клаус Тоде соловьем заливался, расписывая, как они управились с испанцем, и вообще какие они лихие парни. Карстен Роде даже начал опасаться, не сболтнет ли боцман лишку, начав рассказывать про их деяния на Балтике.

Но Клаус Тоде давно прослыл выносливым насчет выпивки и свое задание помнил крепко. Главная цель его трепа заключалась в вербовке дополнительных членов экипажа на «Консепсьон», переименованный в «Фелицию».

Название галеона было удачной шуткой Голштинца, как он считал. Во время пира в честь победы над испанцами, боцман, от переизбытка чувств, в который раз затянул свою волынку о любимой, несравненной, верной Фелиции, пуская пьяную слезу. Карстен Роде вдруг расхохотался, словно ему в голову пришло что-то очень забавное, вышел на палубу и позвал матроса, умеющего рисовать буквы. А на следующий день, ближе к обеду, заставил Клауса Тоде объехать корабль на шлюпке для осмотра — вдруг еще какие повреждения не заметили второпях.