Подвеска пирата

— Только нет у меня корабля, Ваше Величество, — осмелился напомнить датчанин.

— Эко... Найдем мы тебе корабли. Сколько пожелаешь. Лишь бы дело выгорело. Стахей, проследи, чтобы наказному атаману Карстену Роде выдали за счет царской казны все товары, необходимые для снаряжения судов. И пущай направят в Ивангород пушечных мастеров, дабы они отлили орудия для энтих кораблей. Басманову в Нарву отпиши, чтобы оказывал всевозможнейшую помощь. К весне флот должен быть готов.

— Будет, Ваше Величество! — горячо воскликнул Голштинец. — Клянусь!

— Ну иди, иди с Богом. Да пребудут с тобой его милости... — С этими словами царь закрыл глаза и устало откинулся на подушки, как-то сразу увяв и мгновенно постарев.

Карстен Роде, повинуясь жесту Стахея Иванова, поцеловал его безвольно опущенную руку, и они тихо ретировались из спальни великого князя московского, оставив его под охраной молчаливых черкасов...

В обратную дорогу датчанин выехал лишь спустя три недели — слишком много времени заняла канцелярская рутина. Зато теперь у него возле пояса висел туго набитый кошелек с талерами, а в кожаном пенале покоился каперский патент, подписанный Иваном Васильевичем собственноручно.

Снова выйти в море! Опять вольным капером! Капитан представлял, как обрадуются Ганс Дитрихсен и Клаус Тоде, которым служба на купеческом корабле казалась слишком пресной и унылой. Он совершенно не сомневался, что они последуют за ним хоть в ад.

Счастливый Карстен Роде еще и еще раз мысленно повторял текст охранной грамоты великого князя: «...Корабельщику, немчину Карстену Роде со товарищи, преследовать огнем и мечом в портах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто станет приводить к ним либо выводить от них товары или припасы, или что бы то ни было. А нашим воеводам и приказным людям того наказного атамана Карстена Роде и его скиперов, товарищей и помощников в наших пристанищах на море и на земле в береженье и в чести держать».

Согласно договоренности, Голштинец имел право на десять процентов добычи и обязан был продавать захваченные суда и товары в русских портах. Пленных, которых можно обменять или получить за них выкуп, он также подрядился сдавать дьякам московитов и иным приказным людям царя. Экипаж русского капера права на добычу не имел, и должен был получать твердое жалование в размере шести гульденов[61] в месяц. Роде в грамоте звался «царским атаманом и военачальником», но сам он уже мысленно величал себя «русским адмиралом».

По совету рачительного Стахея Иванова (он по-прежнему сопровождал датчанина и отвечал за финансирование предстоящей кампании) прежде решили посетить псковский торг. Там все было дешевле, нежели в Новгороде. Тем более, что новгородцы не очень-то праздновали царские указы и вели себя дерзко и вызывающе. Они еще не забыли свои старые вольности, и им очень льстило, когда иноземцы ненароком почитали богатый процветающий Новгород за стольный град Московии.

В 1471 году властный и решительный московский великий князь Иван III, дед Ивана Васильевича, разгромил новгородское ополчение в битве на реке Шелонь, и новгородцы вынуждены были присягнуть на верность великому князю. Но еще большим унижением для новгородцев было то, что спустя семь лет вечевой колокол Новгорода был торжественно снят и увезен в Москву, а древние порядки упразднены. Об этом поведал Карстену Роде подьячий, и датчанин с удивлением понял, что Стахей Иванов говорит о победе Москвы над Новгородом с затаенной тоской и грустью. С чего бы?

* * *

Близились Святки, и Псков был во власти предпраздничной суеты. До рождества было еще больше месяца, но торжище уже бурлило как штормовое море. Карстен Роде, немного пообвыкший к русской действительности, умолил Стахея Иванова взять в охрану не опричников, а стрельцов. Потому как при виде бляхи с изображением собачьей головы на груди молодца в черном, народ попросту разбегался в разные стороны. А ведь Голштинцу предстояло непростое, серьезное дело — закупить множество товаров, необходимых для снаряжения кораблей. Кто же из купцов будет иметь с ним дело, когда за спиной постоянно маячит черный ужас?

Поселились они в гостином дворе, принадлежавшем крупному псковскому купцу Ивану Преподобову, доброму знакомому подьячего. Голштинца подворье впечатлило: изразцовые палаты с железными дверями, погреб каменный, ледник, печи с трубами. В огороде сад, а в нем около сотни заснеженных яблонь.